Борис Громов - Ограниченный контингент

Наступил 1980 год. Печать, радио, телевидение регулярно рассказывали об изменениях, происходивших после ввода советских войск. Тогда я задавался вопросом: надолго ли все это? Ответа не знал никто. Не каждый командующий войсками округа имел представление о составе и задачах ОКСВ в Афганистане, не говоря уже об офицерах дивизионного звена, и о более подробной и, самое главное, правдивой информации. В такой ситуации приходилось довольствоваться лишь обрывками фраз радиоголосов «из-за бугра» и слухами. До Майкопа, где я в то время служил, начали доходить сведения о первых погибших в Афганистане и о зверствах бандформирований по отношению к нашим солдатам. Для меня это стало неожиданностью — ведь афганцы, как постоянно говорилось, дружественный нам народ…

16 января я готовился к проведению двухдневных учений, которые должны были начаться ранним утром следующего дня. Около 5 часов вечера мне позвонил командир корпуса. Он сухо сказал, что министр обороны подписал приказ, согласно которому я назначен начальником штаба дивизии, находящейся сейчас в Кабуле. Через четыре дня мне надлежит быть в штабе Туркестанского военного округа и затем из Ташкента улететь в Афганистан. «Действуй. Успеха», — добавил он и положил трубку.

Короткий разговор с командиром корпуса был для меня настолько неожиданным, что я даже не поинтересовался, чем вызвано мое новое назначение. Обычно офицер, которого планировали куда-либо перевести, заранее узнавал об этом по различным каналам. Мне казалось, я тоже знал свою ближайшую перспективу.

Моя офицерская служба проходила нормально. Безусловно, были и взлеты, и неудачи. Тем не менее за восемь лет после окончания Военной академии имени М. В. Фрунзе мне удалось пройти путь от командира батальона до начальника штаба дивизии. Может быть, потому, что путь этот большой, а срок короткий, и услышал я однажды байку о том, что являюсь не простым офицером, а племянником одного из заместителей министра обороны. Так или иначе, но я был готов к тому, что меня пригласят на беседу по поводу назначения на должность командира дивизии. Решение это, как мне уже передали, было принято. Оставалось лишь дождаться официального приказа. Я недоумевал: назначение на равноценную должность, да еще и Бог знает где, — за что? Состояние, честно говоря, было удручающее.

Вечером, вернувшись домой, сказал жене о своей командировке. Я не знал, когда вернусь обратно — через месяц или через полгода. Ехать нужно было без семьи, а это все жены военных воспринимают, наверное, одинаково. Об Афганистане с самого начала охотнее говорили, чем ехали туда служить. Начались сборы. Через три дня все было готово — получился один чемодан. Даже не успев толком попрощаться с друзьями, как это принято, я улетел.

В Ташкенте была настоящая зима. Через три часа после приземления в аэропорту я уже находился в кабинете командующего войсками Туркестанского военного округа генерал-полковника Юрия Павловича Максимова. Он спокойно и неторопливо начал мне рассказывать о предстоящей службе в Афганистане. Судя по разговору, он обладал твердостью, интеллигентностью и ясным умом. Пожалуй, я впервые почувствовал в начальнике такого уровня уважение к офицерам, заботу о них и даже теплоту. По-моему, это очень важно для человека, уезжающего в неизвестность.

За день, проведенный в штабе округа, я попытался побольше узнать о своей новой дивизии и о положении в ДРА. Так ничего и не выяснив, понял только одно: в Афганистане трудно, служба там совсем не такая, как в Союзе. В кабинетах и коридорах штаба округа со мной разговаривали так, как будто видели в последний раз. Хотя никто об этом напрямую не говорил, чувствовалось, что очень скоро ожидаются потери людей и боевой техники. Значит, придется воевать.

Все, что касалось Афганистана, я невольно воспринимал как что-то среднее между двумя понятиями — жизни и смерти. Ночью, перед вылетом в Кабул, решил прогуляться по городу. Ходил по улицам, смотрел на дома, встречался с поздними прохожими. Вспомнил о страшном землетрясении, которое произошло здесь несколько лет назад. Тогда первыми начали разгребать завалы военные. Попытался представить, как действовал бы в подобной ситуации, и не смог — мыслями я уже был в Афганистане.

Следующим утром я вылетел в Кабул. Первый полет на войну незабываем. Военный аэродром, который впоследствии принял на себя основную нагрузку по созданию воздушного моста между воюющим Афганистаном и нашей страной, находится недалеко от Ташкента. Наша автомашина вырулила прямо на летное поле, где возле заправленного и готового к полету самолета стояло около двадцати офицеров. Почти все были вооружены пистолетами и автоматами. Лишь некоторые, в том числе и я, летели к новому месту службы и поэтому были без оружия. На полевой форме ни у кого не было видно знаков различия. Я же вышел из машины в шинели с полковничьими погонами и в папахе. Сразу поняв нелепость своего вида, я скрытно, насколько это было возможно, надел вместо папахи шапку. Знали бы эти люди, что в моем большом чемодане лежит еще и парадная форма…