Ежи Путрамент: Сентябрь

Путрамент познакомился с трудами генерала Кирхмайера, специалиста по истории боевых действий 1939 года. Он видел осенью 1943 года доблесть многих костюшковцев из числа участников сентябрьской кампании. Видел их имена в списке награжденных орденами и медалями СССР после битвы под Ленино (в частности, капитан Владислав Высоцкий, кадровый польский офицер был удостоен тогда звания Героя Советского Союза).

Герой «Сентября» подпоручик Маркевич, в прошлом сельский учитель, уже ничем не напоминает своего бесславного коллегу Венкевича из рассказа «По обе стороны моста». Не чураясь и в романе сатирических приемов, автор, однако, проводит четкий водораздел между достойной осмеяния, нелепой гарнизонно-репрезентативной деятельностью офицера в последние мирные дни и его фронтовыми буднями, описанными в совсем иной, приподнято-героической, временами исполненной трагизма тональности.

Верноподданный, покорный статист, обслуживающий пропагандистские спектакли санационных властей, типичный «маленький человек», на которого волею судеб напялен мундир, пройдя крещение огнем, смывающим все наносное, превращается в инициативного, смелого командира. И к нему тянутся солдаты, в свою очередь претерпевшие удивительное превращение из мобилизованных в добровольцев, упрямо продолжающих импровизированное сопротивление 1939 года.

Не случайно известный военный историк и публицист полковник Збигнев Залуский в своей книге «Семь польских главных грехов» (1962) назвал сцену неравной схватки взвода Маркевича с фашистскими танками показательной для поведения солдат 1939 года, которые не бросали оружия, хотя могли продемонстрировать лишь волю к борьбе. Примечательно, что этот же фрагмент романа Путрамента включен известным писателем Войцехом Жукровским в юбилейную антологию «Польский Сентябрь» (1965) и поставлен рядом с открывающим книгу отрывком из воспоминаний аса польской авиации Станислава Скальского, сбившего 22 самолета люфтваффе. И путраментовская проза нисколько не проигрывает от такого «опасного» соседства с литературой факта, образцов которой немало в этом сборнике. Напротив, мемуары-документы подчеркивают, подтверждают правдивость художественного образа. Подпоручик Маркевич, преобразившийся в бою, совершенно не похожий на вчерашнего, напичканного казенной «словесностью» участника плац-парадов, делается нам еще ближе, когда мы читаем свидетельство ветерана о том, что на сентябрьских дорогах «вырастали новые авторитеты и вокруг этих прирожденных вожаков начинали группироваться целые отряды».

Велика заслуга писателя в ярком, правдивом изображении роли коммунистов — бойцов Сентября. Интереснейшие факты почерпнул он из бесед с видным деятелем КПП Альфредом Лямпе, Свидетелем и проницательным комментатором событий 1939 года. Добрым словом поминает писатель старшего товарища по редакции «Нове виднокренги» в своих мемуарах: «Одной из важнейших сюжетных линий «Сентября» является побег коммунистов из тюрьмы в Равиче. Рассказывал мне об этом Лямпе, еще в Куйбышеве. С этого я и начал писать книгу в Берне, в 1946 году». Яркий образ Вальчака — верного сына партии, долголетнего узника санации, патриота, который погиб под Варшавой, поднимая пехотинцев в атаку, создан писателем под несомненным влиянием очерка того же Лямпе «Необычный солдат Сентября», посвященного несгибаемому коммунисту Мариану Бучеку.

Материал, полученный из первых рук, позволил романисту создать глубоко символичную заключительную сцену книги. На окраине польской столицы сражаются плечом к плечу недавние политзаключенные, рабочие, солдаты. Они не просто участники проигранной битвы. Это — завтрашние победители. Ибо Сентябрь был не только закатом определенной исторической эпохи, он положил начало глубоким, необратимым социальным процессам, которые в конечном счете привели к образованию народного государства.

Рост мастерства писателя проявляется и в сокрушительной, аргументированной критике санации. Он продвинулся значительно дальше своих предшественников Тадеуша Брезы («Стены Иерихона», 1946) и Зофьи Налковской («Узлы жизни», 1948), критиковавших досентябрьскую Польшу в основном с позиций психологов-моралистов. Еще на страницах во многом автобиографичного романа «Действительность» (1947), которым Путрамент дебютировал в большой прозе, гневно изобличаются санационные верхи, делавшие вопреки национальным интересам ставку на антисоветизм и флирт с Гитлером. «В Европе поднимает голову фашизм… — писал Путрамент. — Мы тоже включены в агрессивные планы гитлеровцев. А что делает Польша? Что делает правительство? Пытается ли противодействовать надвигающейся извне опасности? Ищет ли союзников? Ободряет ли народ? Нет! Правительство поддерживает зарубежный фашизм. Помогает ему в захвате исходных позиций, чтобы гитлеровцам было легче потом обрушиться именно на Польшу. Мы заинтересованы в мире, а правительство Славоя поощряет у нас пропаганду войны против Страны Советов. Нам грозит нашествие фашистов, а правительство делает все, чтобы облегчить им захват Польши».