— Я не знаком с дипломатией, — у него был густой, немного хриплый голос, закаленный многочисленными выступлениями на митингах, — а, впрочем, на разные выкрутасы у нас и времени не осталось, и так три часа потеряли. Одним словом, я хотел бы знать, намерено ли правительство считаться с партиями или по-прежнему плюет на них? Если намерено — пора, приступить к переговорам; если нет — по крайней мере будем знать, что на правительство нечего полагаться.
Кулибаба еще два раза подскочил в кресле и присоединился к дискуссии:
— Коллега Гавалек, может быть, несколько упрощенно, но верно изложил суть вопроса. Польские людовцы [5] Члены мелкобуржуазной крестьянской партии «Стронництво людове».
обеспокоены тем, что правительство не думает считаться с общественностью. Мы это расцениваем как… как… нечто неслыханное! — выстрелил Кулибаба и тут же притих в испуге — мол, не слишком ли?
— Пожалуйста, пожалуйста, продолжайте, — лицо Бурды прояснилось: «общественность» оказывалась еще глупее, чем он думал. Он дразнил их приманкой, словно мелкую рыбешку. — Наше правительство как раз придает огромное значение общественному мнению. Прошу…
— У нас, людовцев, целый ряд претензий, я это заявляю открыто, не боясь последствий! — Кулибаба, блеснув пенсне, гордо приосанился.
— Какие же это претензии?
— А вот какие, пожалуйста! Мы считаем, что в настоящий момент только обращение к общественности может спасти Польшу!
— Обращение к общественности? Но мы ведь все время к ней обращаемся! Взять хотя бы заем на противовоздушную оборону…
— Э-э! — осмелевший Кулибаба только рукой махнул.
— Вы считаете, что это глупо?
— Общественные круги… — начал Кулибаба.
— …широко представлены в комитете по проведению займа. Разве это не так?
— Ну и что?
— За средствами в Фонд национальной обороны мы также обращаемся к общественности. Деньги на оружие для армии собираем. А разве рытье траншей не дело общественности?
Перечисляя все эти мероприятия, Бурда любовался выражением лица собеседника. Кулибаба краснел и надувался, как воздушный шар. При упоминании о траншеях Кулибаба не выдержал:
— Вы, пан министр, видно, нас за дураков принимаете? Траншеи — это даже не полумеры, а пустое место, очковтирательство.
— А что бы вы предложили?
— Как что? Смену правительства…
— Правительства?
— Конечно! — Кулибаба совсем разошелся. — Конечно, смену правительства.
— Интересно! — Бурда положил руки на стол. Он чувствовал себя как дровосек, который долго бил топором по толстому стволу дерева: оно вот-вот упадет, дровосеку осталось лишь отскочить на шаг, закурить сигарету да слушать грохот падающего дерева. — Оригинальная политическая концепция. Нам грозят войной, а вы предлагаете смену правительства. Распустить сейм, да? Провести выборы? А потом изменить конституцию?
— Да! Да! Да! — Кулибаба, подобно падающей березе или осине, ускорил свою гибель — ему оставалось только поддакивать. — Разумеется! Как можно скорее.
— Итак, в момент, когда родине грозит опасность извне, вы предлагаете самое малое на год или полтора устроить внутри страны настоящий балаган…
— Не балаган! — закричал Кулибаба. — А демократию!
— Очень интересно! И конечно, свободу всех политических партий?
— Конечно! — брякнул Кулибаба и сразу затих.
— Для украинцев, да? Для белорусов, да? Для коммунистов? — гремел Бурда. — Пусть агитируют, пусть выбирают своих депутатов?
— Нет, что вы, — пропищал людовец, — я не в этом смысле…
— Ав каком, скажите на милость?
— Ну… хотя бы нашей партии…
— Разве она находится под запретом?
— Нет, но преследования полиции…
Бурда в ответ только щелкнул пальцем по столу. Для поверженного Кулибабы даже и пальцем-то не хотелось шевельнуть. Пуштанский, терпеливо дожидавшийся, пока от людовца останутся рожки да ножки, теперь заерзал в кресле и кашлянул:
— Пожелания пана Кулибабы действительно в настоящий момент… э… скажем, не совсем актуальны. Но все же думается, что мы вправе требовать большего понимания со стороны правительства. Далеко не все в его политике…
— Конкретнее! — Голод и победа над Кулибабой вывели Бурду из терпения.
— Наши отношения с Францией…
— Никогда еще не строились на таких здоровых началах.
— Преувеличение! — вступил в бой обеспокоенный успехами министра Потоцкий. — Франция не простила нам Заользья [6] В октябре 1938 г., когда гитлеровцы захватили Судеты, санационное польское правительство ввело свои войска в район Заользья, принадлежавший Чехословакии.
…
Читать дальше