Владимир Волосков - Где-то на Северном Донце.

Малышкин потом так и не мог уяснить, что толкнуло его к бегству: не то растерянность, не то испуг, не то стыд, не то сама внезапность встречи. А может, все это, вместе взятое… Во всяком случае, случилось самое постыдное. Малышкин чуть не бегом бросился прочь и панически юркнул в дверь ближайшего гастронома.

Там и обнаружила его ничуть не рассердившаяся Еленка. Наоборот, ее душил смех. Она с обычной властностью выдворила Малышкина на улицу, взяла его под руку и только тогда дала себе волю.

— Ну и ну! Вот так храбрец! — залилась она звонким смехом. — Смотрю в окно — здесь Петя. Вышла на улицу — исчез Петя. Как ветром сдуло!

А Малышкину было стыдно и… грустно. Еще ничего ясно не осознав, он подспудно почувствовал угрозу.

— Так почему же ты удрал? — продолжала смеяться Еленка. — Этак молниеносно! — И смешливо продекламировала: — Гарун бежал быстрее лани, быстрей, чем заяц от орла…

— Ты знакома с подполковником Ивановым? — тихо спросил Малышкин, заранее зная ответ и боясь его.

— Здравствуйте! — смешливо поклонилась Еленка, все еще не замечая его грусти. — Как же это я не должна знать своего отца?

«Правильно. Все правильно. Лопух, каких свет не видывал!» — тоскливо подумал о себе Малышкин. Ему и в самом деле хотелось закатить самому себе затрещину. Он знал, что фамилия у Еленки — Иванова, но никогда не поинтересовался, где и кем работают ее родители (мало ли на Руси Ивановых!). Даже попав в финчасть, не поинтересовался. Его почему-то это не волновало. И тогда летом не спросил, к кому она прибыла, хотя знал, что в деревню на лето выехали семьи многих старших офицеров, находившихся в лагерях. Его ничего не интересовало, кроме самой Еленки…

— Да не хмурься ты, трусишка! — продолжала веселиться Еленка. — Папка у меня молодец. Да и не заметил он тебя вовсе. Не обратил внимания.

А Малышкин хмуро думал, что вот у нее, Еленки, все чисто и просто. Захотела — познакомилась. А у него, Малышкина… Узнай кто-либо в военном городке об его отношениях с дочкой подполковника — будет над чем позубоскалить всем ротным хохмачам. Да черт с ними, с хохмачами. Ребята поймут, да и хохмачи те же самые — чинопочитания в сердечных делах нынче не признают. Но вот подполковник… Попробуй теперь доказать, что познакомился с Еленкой, вовсе не зная никакого Иванова, что попасть в финчасть намерения не имел, никаких тайных расчетов на этом не строил…

Еленка наконец заметила его удрученное состояние.

— Что с тобой? — Большие, ясные глаза ее стали серьезными.

— Да так…

— Не скрытничай! — она требовательно дернула Малышкина за рукав. — Говори сейчас же!

— Пустяки… Не обращай внимания.

И, видимо, такое новое, незнакомое и пугающее послышалось ей в его голосе, что она действительно встревожилась, отпустила его руку, остановилась.

Остановился и Малышкин.

— Ты мне не доверяешь? — очень серьезно и строго спросила она.

— Ну что ты, Еленка…

Пошел дождь. Частый, крупный, студеный, как бы прибивший к земле доселе гулявший на улице сырой беспризорный ветер.

Еленка рассеянно огляделась, увидела массивные парковые ворота, схватила Малышкина за рукав:

— Бежим в парк! На стадион все равно еще рано.

Он покорно последовал за ней.

Забежав в пустую беседку, они некоторое время молчали, переводя дух, отирая мокрые лица. Наконец Еленка тряхнула влажными, потемневшими пшеничными волосами и потребовала:

— Говори.

— О чем, Еленка?

— О себе. О твоем настроении. Чем ты расстроен?

— Ничем.

— Ты не умеешь врать.

Никогда доселе Малышкин не говорил с Еленкой о своих служебных делах. Не было потребности. Она никогда о них не спрашивала, а он не считал их интересными для нее. Но под ее требовательным взглядом он вдруг пробормотал смущенно:

— Да тут дело одно получается… Петрушка такая… Вот. Уже месяц я у отца твоего во временном подчинении… Вот.

— А я знаю, — спокойно сказала Еленка и, заметив его изумление, пояснила с обычной улыбкой: — Папа уже не раз за чаем говорил, что ему повезло с неким Малышкиным, что парень оказался толковым и аккуратным.

— Так как же… — окончательно растерялся Малышкин. — Он, выходит…

— Не пугайся, — продолжала хорошо улыбаться Еленка. — Ничего он не знает. Я бы давно все сказала, если бы не ты… Если бы ты не был таким трусишкой.

— Я не трус! — с отчаянием выпалил Малышкин.

— Знаю. Я не в том смысле. Они ведь о тебе знают. В их окно тоже все видно. Только они не ведают, что это именно ты… А ты слишком щепетилен.