Василий Алексеев - Россия солдатская

Бывший старшина, снятый в подносчики за то, что выпил водку, присланную к 1-му мая, стал снова делать карьеру. Начал он с того, что подал заявление в партию. Разжалованного старшину сделали командиром расчета Григория. Козлова перевели командиром расчета, созданного из одних комсомольцев.

Продежурив часть ночи, Григорий спал в окопе, радуясь, что по всем признакам нового похода не предвидится.

— Сапожников! — услышал он неприятный голос командира расчета.

— Что? — Григорий сел в окопе и протер глаза.

— Собирайся живо: нам и комсомольцам поручается особое задание.

Сердце Григория забилось. Особое задание! Нет хуже, когда непосредственное начальство делает карьеру.

Тропинка вилась вдоль опушки. Слева громоздились старые липы, березы и ели, справа, за ветвями, гирляндами спадающими до земли, был заливной луг, кусты ивняка и речка. Пахло листвой и травами. Чирикали птички. И где-то за этой тихой красотой таился фронт, минированные поля, артиллерия, аэропланы: весь ужас и все безобразие войны. Впереди шел майор, командир полка, к которому был прикомандирован минометный батальон. Майор был высокий, жилистый и шел очень решительно. За майором сутулилась мешковатая фигура командира батальона, за ним широкие плечи и толстый зад командира роты, потом — цепочка комсомольского расчета, потом расчет Григория, сзади — командир взвода Григория.

— Что они задумали? — ломал себе голову Григорий.

По лесу гулко разнесся звук минометных разрывов. Несколько немецких взводов дали по несколько выстрелов. Комсомольцы шарахнулись было в сторону, но видя, что командиры идут, не замедляя шага, вовремя остановились. Тропинка резко повернула влево. Майор остановился, за ним остановились все другие, Майор что-то сказал командиру роты. Тот повернулся и сделал знак Козлову. Расчеты остались на месте. Командиры спустились с горки в сторону реки и скрылись за кустами. Прошло несколько неприятных минут. Командир взвода вернулся и дал знак красноармейцам подойти к нему.

— Сейчас командир полка укажет нам позицию, — начал лейтенант тихо. — На фланге стоящей на передовой советской части появился немецкий миномет. Он выдвинулся далеко за немецкие позиции. Задание будет состоять в том, чтобы незаметно установить минометы и уничтожить немцев прежде, чем они успеют открыть ответный огонь.

Григорий видел, как побледнел Козлов и насупился туляк. Командир расчета Григория стал нервно поправлять гимнастерку. Из кустов показалась квадратная физиономия командира роты. Григорию почудилось, что в заплывших жиром глазах бегают злорадные огоньки.

Сразу после небольшого обрыва земля стала мягкой, местами под каблуком выступала вода. Наверное, фронт проходит за речкой, — соображал Григорий. — Если нас засекут с главной немецкой позиции, то дадут залп, вроде того, который мы только что слышали. Как глупо умереть за советскую власть!

За последней завесой кустов и ветвей показалось поле. Высокая, нескошенная трава, много цветов. Козлов и старшина вышли вперед.

— Позвать наводчиков, — сказал майор слишком громко, как показалось Григорию.

У наводчика комсомольского расчета, круглолицего курносого паренька, тряслись губы. Наверное шел первый раз в бой.

— Вон там, — длинная, сухая рука майора протянулась вперед. — Смотрите хорошенько на поле. Вон там сухое дерево, под ним немецкий расчет.

Григорий всмотрелся. За жилистой загорелой кистью майора сухое дерево, под ним не видно ничего. — Это далеко и, конечно, с первых выстрелов наши не попадут, а немцы увидят дым и тогда…

Комсомольцы стали близко, шагах в восьми. Майор и командир роты куда-то исчезли, остался только командир взвода. Ясно, что окапываться поздно, надо поставить минометы и скорее стрелять. Земля мягкая и при первом выстреле плита сильно уйдет в землю. Придется переставлять прицел.

— Скорее, скорее! — шипит над ухом Григория старшина. — Ставь здесь.

— Здесь нельзя: ветки прямо над дулом, — шепчет Григорий.

— Ставь я тебе говорю! — шипит старшина и начинает ругаться.

Идиот! — думает Григорий. — Как только поставим, сам увидит, что стрелять так нельзя: мина заденет ветки и разорвется над головой.

— Ставь, сволочь!

Григорий с лихорадочной быстротой расставляет при помощи туляка двуногу-лафет.

— Ну, сам теперь видишь?

Старшина видит. Лицо его искажается безобразной гримасой.

— Скорей переставляй!

— Только бы комсомольцы подождали, — думает Григорий.