Зато виноваты люди в погонах, которые своей кровью гасили разожженный политиками пожар. Например, те, кого при подходе к «мирным Самашкам» после длительных переговоров о «мягкой» зачистке резанули спаренные зенитные установки и крупнокалиберные пулеметы. Или те, кто незадолго до этого попал там же в засаду. Виноваты и их товарищи, которые потом собирали у сожженных бэтээров голые, истерзанные трупы со следами страшных пыток на телах тех, которым не повезло умереть сразу. Восемнадцать солдат внутренних войск, их взводный — юный лейтенант и трое омоновцев…
Змей знал командира ОМОНа, который понес потери. Здоровенный мужик с жестким волевым лицом, кумир своих бойцов, умеющий усмирять эту непростую публику легким движением бровей, одним тяжелым взглядом. Приняв отряд перед самым началом осетино-ингушского конфликта, он без потерь провел его через эту резню. Только один раз он согласился пойти, наконец, в отпуск и отправить своих парней на Кавказ с заместителем. Но никто не удивился, когда уже через две недели он появился на блокпосту отряда с так и неиспользованным отпускным удостоверением в кармане. Когда началась чеченская бойня, он, конечно же, лично возглавил бойцов в первой командировке. С несколькими пустяковыми царапинами да контузиями вернулась эта смена из февральского Грозного. И, когда руководство стало обсуждать, кто возглавит следующую группу, командир в своей обычной немногословной манере ответил:
— Повезу я. Посмотрю обстановку. На месте решу: оставлю заместителя или останусь сам.
Про этого человека никто не снял телепередачу и ни слова не написал в газетах. У него не брали интервью, и его мнение об этой войне никто не спрашивал.
Может быть, и правильно делали. Плохое у него было мнение. Такое, что ни в эфир, ни в газетный набор все равно пускать нельзя. По соображениям не только политическим, но и литературным.
А в тот день, когда он доставил погибших товарищей с места бойни в свое расположение, чтобы привести их в порядок перед отправкой домой, слава Богу, что ни одному из «независимых журналистов» не пришла в голову мысль появиться возле этого отряда. Не простили бы ребята ни издевательские репортажи, ни льющиеся непрерывным потоком оскорбления, ни лицемерную маскировку под защиту их же собственных интересов. Эти люди привыкли защищать себя сами. И себя и всю Россию, что стояла у них за спиной. Ограбленную, обманутую, раздираемую в клочья новыми удельными князьками и подготавливаемую к новым переделам и новым грабежам.
С первых дней создания ОМОНов до самой Чечни, существовала традиция: если в каком-то отряде погибал сотрудник, то об этом немедленно узнавали омоновцы всей России. Из самых разных краев и областей шли семье погибшего телеграммы соболезнования и собранные братишками деньги.
Чечня все изменила. Нет, омоновское братство не исчезло. Наоборот, война дала ему новую крепость и закалку. Вот только новости о раненых и погибших друзьях стали почти ежедневными. И почти у каждого отряда прибавилось своих забот о них и об их семьях.
Поэтому, увидев в ГУОШе своего товарища, мрачного, погруженного в собственные мысли, с пустыми, остановившимися глазами, Змей просто подошел к нему, обнял молча. Стиснули в ответ его плечи крепкие руки брата-командира. И сказано все. И понято все.
А потом и этот отряд, и проводивший в последний путь своих солдат батальон ВВ, вместе с другими подразделениями пошли на зачистку, а точнее, на штурм Самашек. И теперь никто не разберет: где правда и в чем правда. Одни будут утверждать, что в селе вообще не было боевиков и что федералы налево и направо убивали только мирных жителей. Другие станут говорить о десятках трупов с оружием, о взятых в плен боевиках и о том, что все рассказы о расстрелах мирных жителей — ложь и провокация. Так и будет каждая сторона стоять на своем, начисто отвергая то, что скажет сторона противная. А точнее, вражеская. Потому что между этими людьми с первых дней войны пропахала страшную межу, протоптала свой черный след Ее Величество Ненависть.
Из горьких раздумий Змея вывел голос Чебана.
— Командир, выключи это говно, а! Тошно смотреть? Вот козлы! Сколько мы здесь, ни разу доброго слова о федералах не слышали. Мы что тут, только ради себя паримся?
— Не смотри, если такой слабонервный. И вообще чего ты на журналистов ополчился? Что с них взять? Это же негры, рабы. Если тебя со службы нагнать, ты хоть в бандиты податься можешь. И возьмут с удовольствием. А им что делать, если хозяин за правду на улицу выставит? Во второй древнейшей, как и в первой: приличные деньги только элитные девочки получают. И мальчики тоже, вроде Доренко. Так что за работу свою они зубами держатся. Да и остальным за свои денежки приходится, как на плантациях, вкалывать. Если бы те, кто нас сюда послал, в самом деле о России думали, и быстро бандоту задавить хотели, то вся пресса уже давно бы целыми днями только о наших подвигах рассказывала, всю страну нам в поддержку поднимала. А если здесь все, как в армейском анекдоте: «Стой там — иди сюда!», то чего уж от журналистов требовать? Люди как люди… Только теперь в придачу к квартирному вопросу еще и денежный обострился.
Читать дальше