Лео Яковлев: Победитель

Продолжалась стрельба и под Бабьим Яром, где гибли военнопленные, партизаны и разные «нехоршие» с немецкой точки зрения люди.

Уже 30 сентября, чтобы засыпать ту часть яра, где лежали трупы, немцы взорвали края обрыва и пригнали сотню военнопленных, чтобы разровнять грунт. Старались они скрыть и последующие жертвы Яра, и многие из тех, кого пригоняли на эти «земляные работы», тут же находили себе могилу.

Через два года и один месяц после первых расстрелов в Бабьем Яру немцы были изгнаны из Киева. Всего несколько жертв Яра и небольшая группа евреев, не пришедших к месту сбора, дожили до этого дня с помощью отважных людей, которых сейчас называют Праведниками Мира и Украины, рисковавших жизнью своей и своих близких, но не испугавшихся всей военной и карательной мощи оккупантов и их пособников. Но никакого публичного расследования этого преступления против человечности не последовало.

Более того — наступило глухое молчание. Об этой трагедии говорили шепотом. Я впервые услышал о Бабьем Яре от своего родственника — академика Е. В. Тарле, киевлянина по рождению и в те годы человека весьма осведомленного. Первое же литературное упоминание об этом киевском овраге появилось в 1946 г. в пьесе Л. Леонова «Золотая карета». У меня нет под рукой текста этой пьесы, но за шестьдесят лет я не забыл слова, сказанные цирковым «факиром» Рахумой, когда его спросили, где та маленькая девочка, с которой он выступал в цирке до войны: «Есть такое место под Киевом — Бабий Яр. Там заканчивались биографии и начиналась история», — горько ответил старый факир. Пьесу обругали и «спрятали», возможно, отчасти из-за этих слов.

Но Бабий Яр не давал спокойно жить тем, кто имел совесть. После «оттепели» у этой братской могилы стали происходить «несанкционированные» встречи тех, кто не хотел ничего забывать, тех, кто помнил лежащих в ней своих друзей и родных. За памятник в этом месте начал свою тихую, но опасную для литературной карьеры борьбу русский дворянин и замечательный писатель Виктор Некрасов, закончившуюся вынужденной эмиграцией.

Тайна двух режимов — нацистского и советского — охранялась очень тщательно, и в 1961 г. было принято решение засыпать, вернее «замыть» Бабий Яр и на выровненном плато организовать нечто увеселительное. Но Господь сказал: «И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей» (Быт 4:1–2).

Так и произошло: дамба, возведенная для намыва грунта была прорвана, и мощный сель двинулся вниз с днепровских круч, сметая все на своем пути и приведя к новым жертвам.

Когда-то я в своей статье, изданной и получившей известность в США, перевел слова Господа из Книги Бытие на язык современной эзотерики:

Имеются признаки того, что в местах массовых убийств и захоронений людей концентрация энергоинформационных излучений может достигать необычайно высокой степени, и их воздействие, возможно, в сочетании с геопатогенной и технопатогенной обстановкой может вызвать серьезные аварии с катастрофическими последствиями.

«Подозрительными» в этой части происшествиями являются, например, такие случаи, как:

— обрушение склона при инженерном перепрофилировании территории, примыкающей к Бабьему Яру в Киеве;

— разрушение и закрытие тоннеля метрополитена в районе Пескаревского массового захоронения в С.-Петербурге;

— гибель самолета Ан-10 на окраине Харькова над зоной массовых расстрелов польской армии и репрессированных граждан в лесопарке.

Все эти аварии имеют, конечно, «убедительные» инженерные объяснения в заключениях, подготовленных «авторитетными» комиссиями, но «причины», указанные ими, обычны и наблюдаются во многих аналогичных ситуациях, а катастрофические последствия почему-то проявились только в этих местах.

Затем охраняемая спецслужбами тишина вокруг этой трагедии была разорвана в 1961 г. знаменитым стихотворением Евг. Евтушенко «Бабий яр». На поэта были спущены все цепные псы охранительного отряда советских литераторов. Но, как известно, слово — не воробей, и тема Бабьего Яра прозвучала.

В борьбу с памятью о Холокосте включился и сам Никита Сергеевич Хрущев, разъяснивший, что борьбу с немцами вел весь советский народ, и участниками и жертвами этой борьбы, как и предателями, были люди всех национальностей. В качестве примера еврея-предателя он даже привел какого-то своего знакомого по Киеву Когана, служившего будто бы переводчиком в штабе Паулюса. Правда, этот Коган уже после увольнения Хрущева нашелся, и выяснилось, что знакомым Хрущева он действительно был, но у Паулюса не служил.