Лео Яковлев - Победитель

Петька смущенно стал доставать свой член, в который раз объясняя, что подгнивал в детстве, и доктор его обрезал. Все стали вслух сравнивать Фимин и Петькин члены и пришли к выводу, что обрезаны они примерно одинаково, да и по виду и по размерам весьма схожи. Потом Петька по секрету признался Фиме, что обрезан не по болезни, а по воле родителей, принадлежавших к секте ильинцев, и что он таким образом «почти еврей». В результате Фиму в евреи было решено не производить, но поскольку свои требования прекратить досужую болтовню он сопровождал доброй порцией отборной матерщины, что также в глазах мужичков свидетельствовало о его нееврейском происхождении, разговоры о жидах прекратились, во всяком случае при нем. Подобные ситуации приходилось, начиная с 43-го года, переживать практически каждому еврею, находившемуся на фронте, если только он не был отгорожен от солдатской массы стенами штаба или не был военным хирургом, на которого молились, что, впрочем, не помешало сделать потом военных врачей-евреев «убийцами в белах халатах», и поэтому Фима не мог потом без улыбки слушать разглагольствования ветеранов о всеобъемлющем «фронтовом братстве народов». Действительно безграничным это братство было только в братских могилах.

Во время своих фронтовых дискуссий по так любимому советским Верховным главнокомандующим национальному вопросу Фима, конечно, не знал, что его страна уже превращалась из тоталитарной, но умеренно фашистской, в тоталитарную нацистскую. Многим кажется, что нацизм — это когда вовсю работают лагеря смерти, газовые камеры и крематории. Это не так. Нацизм поднимает голову тогда, когда в многонациональной стране начинаются иудушкины подсчеты представительства различных наций в различных сферах деятельности. На первых порах дорвавшиеся до управления страной нацисты говорят, что цель этих подсчетов — только статистика. Надо, мол, знать, как та или иная нация представлена в «сферах» и «органах». Потом они начинают «подправлять» эту статистику и на ее основе разрабатывать «нормы» упомянутого представительства. Таким образом внедряется «отрицательный отбор», при котором продвижение людей в обществе уже осуществляется не по способностям, как в нормальном мире, а по «национальным соображениям». Чем закончила страна с таким «отбором» — теперь всем известно, но пока коммунистические нацисты были у власти, такому «отбору» подвергались даже надписи на обелисках над братскими могилами и на памятных досках: «компетентные партийные органы» бдительно следили, чтобы там, по возможности, не было «нехороших» фамилий, а возможности у нацистов, как всегда, беспредельны, поскольку понятие «совесть» им неведомо. Потом можно использовать «национальный принцип» в отношении целых народов: какой-нибудь из них объявлять главным и «пить за него», забыв, что четыре года назад люди всех наций страны были «братьями и сестрами», потом «братья и сестры» превратились в «соотечественников и соотечественниц», и «отдэльные» народы и вообще оказались «народами-предателями» и подверглись репрессиям в полном составе — от новорожденного младенца до столетнего старика.

Измышления же о генетической неспособности евреев воевать, присущей всем убежавшим от войны в Ташкент евреям, и об их патологической трусости централизованно распространялись и после войны советскими идеологическими и специальными службами. Убеждение в том, что они солдаты плохие, отразилось и в одном из «генеральских» анекдотов того времени:

«Генерал делает смотр воинской части и прохаживается вдоль строя. Подходит к одному из солдат:

— А ну-ка, голубчик, покажи нам как разбирается и собирается автомат. Даю две минуты.

Солдат манипулирует с оружием, но у него ничего не получается. Генерал:

— Фамилия?

— Иванов.

Рядом стоит другой солдат, подтянутый и опрятный. Генерал:

— А ты можешь?

Солдат управляется за минуту. Генерал:

— Фамилия?

— Рабинович.

Генерал помолчал, пожевал губами и подвел итог этому соревнованию:

— Видишь, Иванов! Прямо скажем: плохой солдат Рабинович, но автомат знает!»

Эта пропаганда имела успех в различных слоях населения до июня 1967 года, когда на глазах у всего мира от евреев побежали Герои Советского Союза — президент Насер, маршал Амер и советские военные советники. С одним из них, чудом спасшимся на Синае, я через год пил чачу в вагоне-ресторане поезда Москва — Тбилиси.

— Культурненько, очень культурненько воюют жидки! — спьяну повторял он в течение всей нашей пьянки, и в его голосе чувствовалось уважение профессионала.