Константин Семёнов - Воронка

Алексей встал, помог подняться Маше, начал было отряхивать ей пальто, бросил. Маша стояла безучастно, смотрела невидящим взглядом и повторяла: «Мы умерли… мы умерли… мы умерли». Пришлось её потрясти, помогло это мало, но тут вновь загрохотало, Машкино лицо приняло осмысленное выражение и они двинулись быстрым шагом, Алексей впереди, Маша сзади, держась за его рукав. Миновали дом с «Комиссионным», осталось пройти вдоль «Чайки», перейти проспект, и вот он — дом Алексея.

Каких-то двести метров…

Они почти дошли до конца гостиницы, когда звуки боя резко усилились — казалось, в схватку вступили новые силы. Ад двинулся от вокзала к центру, огненной змеёй пополз по проспекту Орджоникидзе, плюясь во все стороны смертью, рёв моторов приблизился, и даже здесь задрожала почва, сразу же раздались гулкие звуки, сопровождаемые низким визгом, заложило уши от тяжёлых залпов, и всё перекрыл оглушающий гром взрыва, потом ещё один. Загорелась крыша незнакомого громадного здания, затем яркой свечкой вспыхнул дом с магазином «Красная Шапочка», звуки стрельбы не затихали ни на секунду. На мосту вспух взрыв, в гостинице зазвенели стекла, и Алексей на миг оцепенел, представив, как плавятся и корёжатся железные балки, как складывается и осыпается пятиэтажное здание, потом по всему этому туго ударит волна и расплющит, смешает, и никто никогда не поймёт где и что было. Он увидел это — и в этот же миг ещё один взрыв прогремел прямо на ступеньках сквера, и Алексей схватил Машку, обнял, повернулся спиной, закрывая её от взбесившегося мира, и мир действительно взбесился — ещё один взрыв, ближе, и в стену гостиницы со свистом вонзилось несколько осколков, посыпались стёкла, Алексей пригнулся, упал на усеянный осколками снег, плотно закрывая Машу своим телом.

Маленький, совсем нестрашный осколок мины легко пробил старомодное пальто, свитер, рубашку и вошёл в спину чуть выше сердца…

И сразу стало тихо.

Тишина была страшной, страшнее канонады, потому что говорила о новом несчастье, необратимом, звуки исчезли совсем, в глазах плавали цветные пятна, потом исчезли и они.

Конец?

Но я не хочу!

Что?

А это ты, Маша? Что? Когда? Прямо сейчас — потому что никогда больше… и умрём… жаль, что не поцеловать… умрём без мучений… да… да… ты же знаешь… конечно… и Сунжа…

И ослепительный грохот. Вспышки боли в глазах — и темнота отступает. Его голова лежит на чём-то мягком — а, это Машкины колени. А почему она плачет? Не надо плакать, милая, не надо, у тебя такие красивые глаза.

— Лёша! Лёшенька! — совсем по-бабьи кричала Маша. — Не умирай, Лёша, не умирай! Не оставляй меня, любимый!

— Не кричи, — захлёбываясь кровью, прохрипел Алексей, — не плачь… ты будешь жить… не бойся. Слышишь, Сунжа… поёт? Не плачь… у тебя всё будет… хорошо… я обещаю . Ма… ша!..

Неслышимая за грохочущим вокруг ужасом, последний раз тихонько пропела Сунжа: «Michele ma belle [6] «Мишель», Битлз. »

Сизый дым с запахом сгоревшей сковородки прочно обосновался в комнате, игнорируя приоткрытую дверь балкона. Дым плавал под потолком, стелился по полу, пытался закрыть монитор. Воронцов не замечал ничего: он ошарашено глядел на экран, загипнотизированный разворачивающейся там картинкой.

Господи, что же он наделал! Что сотворил, демиург хренов! Он же хотел написать совсем другое — чистое, светлое. Маша и война… Её там не было и не должно быть! Он не хотел этого! Не хотел? Ты уверен? А как же желание? Ведь так могло быть. Могло! Не будь той глупой ссоры, и они вполне могли бы встретить 95-й вместе, в Грозном. Не так конечно, но — вместе. Получается, он только выполнил желание? Ну да — Дед Мороз! Нет, это не он — это война… Опять эта проклятая воронка… Ненасытная… бессмысленная… безжалостная. Она не отпускает, не хочет отпускать, и всё, к чему он прикасается, превращается в пепел.

В Январский Грозненский пепел.

В громадном городе на другом конце земного шара наступал вечер. Воздух заметно посвежел, но холодно не было — весна властвовала и здесь. Косые лучи солнца наконец-то добрались до западной стороны небоскрёба, заиграли миллионами бликов на стёклах. На тридцать четвёртом этаже солнце тоже прорвалось сквозь открытые жалюзи и затопило маленький кабинет ярким светом.

Мари Аборин, преуспевающий менеджер страховой компании, откинулась в кресле, потягиваясь — конец рабочего дня наступил несколько минут назад. Мари вновь потянулась, собрала бумаги, осталось выключить компьютер.