Богдан Сушинский - Плацдарм непокоренных

— На исходе он, — со скорбью объяснила «докторша», как теперь называли Клавдию. — Нельзя его туда заносить. Пока занесем — погубим. Да и потом, если нас там запрут… С мертвыми — сами понимаете.

— Не оставлять же его тутычки, — стоял на своем Ищук, прочно закрепившийся в санитарах. — А то, возьми, немцы прорвутся…

— Но нельзя же его туда, нельзя! — взмолилась Клавдия, ища поддержки у капитана. И Беркут впервые слышал, чтобы Клавдия, всегда яростно отстаивавшая право любого бойца — пусть даже раненного в мизинец левой руки — немедленно оставлять поле боя и ложиться в лазарет, столь жестоко отказывала тяжелораненому в праве на последнее возможное в этом подземелье укрытие, последнее пристанище. Но именно поэтому Андрей убежденно подтвердил, обращаясь к младшему сержанту Сябруху, занимавшемуся переправкой раненых:

— Доктор права. Закон спартанцев: раненые всегда разделяют участь сражающихся. Но тут все сложнее.

Вы видели, какое там тесное подземелье. Пусть остается здесь, сколько сможем, будем прикрывать. Кто из вас в состоянии держать в руках оружие? — обратился он к еще пятерым раненым.

— Я остаюсь со Стурьминьшем, — донесся из дальнего угла голос лейтенанта Глодова, раненного во второй раз, но теперь уже куда серьезнее. — Подтяните меня к выходу. Подняться уже не смогу, но принять последний бой сумею. Коль уж тут зашла речь о законах Спарты.

— Считаете ссылку на мужество спартанцев неуместной? — почувствовал себя задетым капитан.

— Если исходить из жестокой бесчеловечности спартанских законов, то очень даже ко времени. Но хотел бы я видеть, как бы вы повели себя, окажись в моей ситуации, когда ноги иссечены автоматной очередью.

В ответ Беркут грустно улыбнулся. Знал бы этот лейтенантик, в каких ситуациях ему приходилось оказываться за годы войны… Но ведь не пересказывать же ему свою фронтовую биографию!

Да, Глодов действительно был ранен в обе ноги. Раны вроде бы оказались нетяжелыми, и недели через две лейтенант наверняка смог бы ходить, пусть даже на костылях. Однако для этого нужна была хотя бы неделя нормального, в госпитальных условиях, лечения. А пока что и рана на левой ноге его, и еще та, первая, «царапина» в бедро — начинали загнивать, и Клавдию это очень тревожило.

— Хорошо, лейтенант, — согласился Беркут, — у входа в эту выработку мы соорудим небольшой завал с двумя-тремя бойницами. Оружие при вас. Патронами пополним.

Вместе с лейтенантом решили принять бой еще четверо раненых, однако двоих Андрей приказал отнести в «бункер» — как они называли убежище Калины — и положить их там у выходов. Они, да еще санитар Ищук и Клавдия, должны были стать последними защитниками тех, кто уже не в состоянии взять в руки оружие. Остальные оставались здесь. Еще три ствола. Хоть какая-то помощь.

— Завез же я вас, товарищу капитан! Лучше б моя баранка наполовину разломалась, — посокрушался водитель Ищук, пока они заносили и укладывали в выработку последнего раненого. — Не остановился бы тогда… Или, с дуру, не поперся бы на этот берег…

— Бросьте, Ищук. Мы все еще живы. А война все еще продолжается. Так что обижаться на судьбу и командиров нам не пристало, — ответил Беркут, приближаясь к тому месту в закутке выработки, в котором, на небольшой полочке под каменной плитой, начинался широкий лаз-воздушник.

— Но виной-то не судьба и не командиры, а глупость моя собственная. Не в том, что сам приперся сюда, а что вас с ефрейтором, земля ему — да разморозится, в самый ад завез, на погибель обрек. Хоть не забудьте выматюжить меня перед смертью, чтобы и мне самому на душе полегчало.

— Поднимитесь на полку, попробуйте пролезть. И хватит об этом нашем «рейсе».

Ищук покаянно развел руками и умолк. Беркут даже не догадывался, что этот человек уже давно и искренне раскаивается в своем давнишнем упрямстве. На какое-то время капитан вообще забыл, что именно И щук сидел за рулем злополучного грузовика, доставившего их от подбитого самолета — да в следующий круг ада.

— Лаз я уже опробовал. Ватник сброшу — и проползу. Учительница — тем более. Другое дело — раненые…

— Уже божественно. Если вдруг оба выхода немцы блокируют, это ваш последний шанс — добыть воды, оружия, или сразу же уходить в плавни. И просьба: постарайтесь спасти учительницу. Раненые — они как-никак солдаты. Что же касается Клавдии Виленовны, то она к этой бойне никакого отношения не имеет, — вполголоса проговорил капитан. — После войны и так учить будет некому. Детишек нарожаем, а учителей нет. Неприятный парадокс образуется.