Богдан Сушинский - Плацдарм непокоренных

— Что у вас здесь слышно? — поинтересовался Беркут у немца.

— Пока вокруг спокойно, господин офицер, — обер-ефрейтор все еще не мог рассмотреть его звания, поэтому обращался несколько неопределенно.

Мальчевский остановился за спиной у Беркута. Настолько близко, что капитан ощущал его дыхание. Он оценил позицию: Сергей в любую минуту мог вынырнуть из-за него, как из укрытия, до поры до времени оставаясь прикрытым от пуль.

— Вы из пополнения? Недавно прибыли?

— Позавчера, господин капитан, — только теперь распознал его знаки различия обер-ефрейтор.

Второй номер пулемета — щуплый, детского росточка солдатик, все это время стоял молча, вытягиваясь так, словно чувствовал себя виноватым, что не в состоянии сравняться в росте со старшим расчета.

— Откуда родом? — почти машинально поинтересовался капитан и тотчас пожалел об этом. Вроде бы обычный, отвлекающий вопрос. Но все же трудно убивать человека, который только что доверчиво поведал тебе, откуда он родом и что дома его ждут мать, жена и двое-трое детей.

Так оно и случилось. Пока, немного замявшись, обер-ефрейтор робко сообщал, что родом он из-под Фленсбурга, что «на самом севере Германии, под датской границей», и что до войны окончил школу кондитеров, Беркут обошел его и остановился у пулемета. Повернувшись вслед за ним, оба пулеметчика оказались спиной к Мальчевскому. Обер-ефрейтор пытался еще что-то говорить, однако капитан резко прервал его:

— Взять ленты, колодки с патронами и перенести вон на тот холмик. Отсюда русские выкурят вас через две минуты боя.

— Но так приказал обер-фельдфебель.

— Выполнять!

Немцы переглянулись. Обер-ефрейтор неохотно поднял хорошо установленный на каменистой перемычке оврага пулемет, подождал, пока второй номер возьмется за колодки с лентами, и начал подниматься крутым склоном наверх.

— Осторожно, господин капитан, — предупредил он Беркута, — по плавням бродят русские. Могут убить.

Он произнес эти слова в тот момент, когда, сжав в руке кинжал, Андрей ступил к нему. Второй номер уже поднялся чуть выше, и Мальчевский поспешил вслед за ним. А первый замялся и, сказав это, на какое-то мгновение задержал руку, в которой затаилась его смерть. Беркут так и не поверил, что обер-ефрейтор заметил нож, который он держал лезвием вверх, за рукавом шинели. Нет, сработало обычное человеческое предчувствие.

Как бы там ни было, пулеметчик вдруг все понял, закричал, рванулся наверх, но сразу же поскользнулся, упал и, прикрывшись стволом пулемета, в ужасе замер.

Вместо того чтобы тотчас же броситься на него или выхватить пистолет, Беркут спокойно спросил:

— Что случилось, обер-ефрейтор? Что вам померещилось? — Но тот закричал еще страшнее. Отчаянным, предсмертным криком.

— Тревога! Русские! — долетело со стороны плато. Взлетела в воздух ракета. Раскроили пелену ночного покоя пулеметные очереди. Откликнулась автоматным огнем затаившаяся где-то левее засада.

Но еще до того, как поднялась стрельба, Мальчевский рванулся за вторым номером, да только, не дотянувшись до него немецким штыком, оступился, со скрежетом врубившись лезвием в камень. Окажись на месте этого немца-новичка из пополнения опытный солдат, он бы запросто скосил обоих русских. У этого же вояки хватило мужества только на то, чтобы бросить колодки и с криком ужаса рвануть за гребень оврага.

Только сейчас, словно бы вырвавшись из какого-то наваждения, капитан выхватил пистолет, но, вынырнувший из-за изгиба оврага Исмаилов, мгновенно оценив ситуацию, прошелся по обер-ефрейтору росчерком автомата в то мгновение, когда он, все еще лежа на спине, швырнул в сторону Беркута тяжелый пулемет.

— Ну что вы тут чешетесь?! — по праву опытного разведчика прикрикнул Исмаилов, наискосок преодолевая склон. — Все, засветились! Уходим!

— Мальчевский, колодки!— только теперь окончательно пришел в себя Андрей. Схватил пулемет, перепрыгнул через перемычку и побежал к плавням.

Исмаилов еще успел послать несколько очередей вдогонку второму номеру, однако достать его не смог, и сам, уже под роем пуль, еле успел скатиться в овраг.

Заслон, стоящий ближе к плато, даже попытался броситься наперехват, но отошедший после первых же выстрелов Сябрух охладил их пыл и заставил залечь.

Всю дорогу от косы Беркут сам нес пулемет и угрюмо молчал. Чувствуя себя виноватым в том, что произошло, он снова и снова прокручивал в памяти эпизод за эпизодом, пытаясь понять, почему в такой, удачно складывавшейся для них, ситуации он чуть было не погубил всю группу. Более двух лет действовать в тылу врага, столько раз появляться перед немцами в их форме, неплохо владеть оружием и приемами рукопашного боя… И так бездарно провести заурядную в общем-то операцию.