Олег Шушаков - И на вражьей земле...

Старший лейтенант Савкин сразу же был ранен. И со снижением вышел из боя. Потеряв ведущего, эскадрилья «ишаков» рассыпалась в разные стороны, и больше в бою не участвовала. А раненый комэска, расстреливаемый вражескими истребителями со всех сторон, сумел-таки совершить вынужденную посадку на «брюхо». Уже на земле его истребитель подожгли, но он как-то выбрался из кабины и уцелел.

А четвертая эскадрилья осталась один на один с вдвое превосходящим по численности противником. То же самое произошло с этой же эскадрильей в мае. Номер, что ли, у нее несчастливый был такой?… Ситуация повторялась практически до мелочей.

Но не повторилась!

Не зря Степанов натаскивал своих парней. Как чувствовал. Нутром чувствовал!

И началась карусель! Они крутились, как ужи на сковородке, отсекая самураев друг от друга и огрызаясь огнем, когда подворачивался случай. При этом эскадрилья медленно, но верно оттягивала врага в глубь своей территории.

Конечно, им доставалось… Но они держались! А ведь дрались они сейчас с теми же самыми японскими асами, в бою с которыми погибли их товарищи три недели назад.

И все-таки численное превосходство, есть численное превосходство. Три «биса», в том числе и машина Степанова, получили повреждения, и пошли на вынужденную посадку. Их товарищи, связанные боем, ничем не могли им помочь. А японцы продолжали обстреливать планирующие и уже катящиеся по земле машины…

Истребители загорелись, но пилоты все же успели выскочить из кабин и отбежать прежде, чем начали рваться бензобаки. К счастью, никто из них не пострадал.

В этот момент на горизонте показалась эскадрилья И-16 семидесятого полка. Увидев подкрепление, самураи бросили несговорчивых «бисов» и ушли на свой аэродром.

Продержались!..

Евгений смотрел на свой догорающий самолет и не мог скрыть довольной улыбки. Вот это бой! Три машины потеряно?… Ерунда! Зато все целы. Не сбили ни одного врага?… Еще не вечер!

Когда эскадрилья Савкина по одному вернулась на свой аэродром и летчики сбивчиво поведали о происшедшем, Глазыкин стиснул зубы, но ничего им не сказал. Да и что было говорить! Надо было самому лететь!

Он и полетел. Когда получил приказ поднять еще две эскадрильи…

Потому что Жукова, само собой, исход боя не устроил. Смушкевича тоже. Хотя и по другой причине. О чем они беседовали друг с другом наедине, история умалчивает. Но, похоже, комдив, как и положено начальнику, не стесняясь, высказал свое нелицеприятное мнение о ВВС комкору, старшему по званию, но младшему по должности.

А солнце стало понемногу клониться к вечеру.

Двадцать второй полк в полном составе (за исключением тех, кому сегодня уже досталось и чьи машины встали на ремонт) в колонне эскадрилий с комполка во главе двинулся к линии боевого соприкосновения.

Владимир Пономарев опять шел на своем законном месте справа от комзвена. Но, будучи уже обстрелянным пилотом, смотрел в его сторону лишь краем прищуренного глаза. Солнце его интересовало значительно больше. И не только его.

Военные советники, идущие в строю эскадрилий, тоже смотрели в основном на солнце. И правильно делали! Та самая Ганьчжурская двадцатка (а другим самураям здесь сегодня взяться было неоткуда) опять валилась на них со стороны светила.

Но внезапности у них не получилось. И сбить с первого раза им тоже никого не удалось. И вообще не на тех напали!

Все смешалось в доме Облонских… Строй полка распался. Кто-то вырвался вперед. Кто-то отстал. Часть ведомых во время резких эволюций оторвалась от своих ведущих. Вообще в воздухе вдруг стало как-то очень тесно. Повсюду носились истребители. Управлять в такой мешанине без радио было невозможно, и Глазыкин мгновенно из командира превратился в обычного бойца.

Японцев он увидел почти сразу и рванулся к ним навстречу, открыв огонь с большой дистанции. А потом опомнился и стал беречь патроны.

В ходе свалки один из самураев очень удачно залез ему в прицел, и комполка инстинктивно нажав гашетку, с радостью увидел, как его очередь распорола истребитель противника почти по всей длине. Он перевернулся и посыпался вниз. Глазыкин проводил его долгим взглядом.

Эх, лучше бы он этого не делал!

Нельзя смотреть на сбитого врага. Он прекрасно знал об этом, и сам неоднократно напоминал молодым пилотам, что это плохая примета. Но как же было удержаться! Ведь это был его первый бой! Его первый сбитый!

Плохая примета… Всей спиной почувствовал он вражескую очередь, встряхнувшую его самолет. «Ишачок» тут же стал тяжелым и непослушным, его потянуло вниз, а ручка болталась, и, ясное дело, были перебиты тросы управления. Глазыкин понял, что делать нечего и надо прыгать. Он отстегнул привязные ремни и, перевалившись через борт, выпал из самолета.