Джурица Лабович - Грозные годы

С Гаврошем Александр Марич впервые встретился в Ужице. Он сразу полюбил молодого партизана, сочувствовал ему и в то же время твердо верил, что Гаврош будет самоотверженно биться до победного конца, несмотря на то, что его мучила неизвестность о судьбе отца, брата и любимой девушки.

Рядом с Лекой, переступая с ноги на ногу, стоял Шиля, рабочий, настоящего имени которого в первое время никто, кроме комиссара Риты, не знал. Четырнадцатилетним мальчишкой Здравко Шилич лишился родителей и сначала работал батраком в селе, а потом с помощью рабочих-коммунистов устроился на военный завод в Крагуеваце. Здесь его жизнь, его интересы и стремления резко изменились. Он познакомился с новыми людьми, окунулся в их среду, именно здесь он включился в революционную борьбу. Отсюда ушел в партизанский отряд, где отличился уже в первом бою. Он был одним из тех рабочих, которых партия воспитала и подготовила к активной революционной деятельности. Он сам научился читать и писать, часто выступал перед людьми на собраниях и митингах. Добродушный, заботливый, обаятельный, он покорил всех, кто его знал. Оказавшись в новой среде, он обычно какое-то время приглядывался к людям, прежде чем выбрать того единственного, который станет его неразлучным другом. В отряде таким другом для него стал Гаврош. Порой Шиля казался беззаботным, но в минуту серьезных испытаний никто не был таким собранным и смелым, как он.

Веселый и хладнокровный, он в самые тяжелые минуты боя подбадривал своих товарищей. Наверное, никто в бригаде не читал так много и с таким увлечением, как Шиля, В начале декабря Шиле исполнилось двадцать три года. У него было круглое румяное лицо с высоким лбом и густыми черными бровями. Сейчас его большие серые глаза смотрели то на Риту, стоявшую перед ним, то на комиссара бригады, рядом с которым с минуты на минуту должен был появиться Верховный главнокомандующий, чтобы отдать боевой приказ Первой пролетарской бригаде.

— Ты его когда-нибудь видел? — толкнув локтем Леку, спросил Шиля.

— Кого?

— Верховного главнокомандующего. Я даже не знаю, как его зовут.

— Не видел, но говорят, что именно ему я обязан тем, что меня вернули в партию. Он разобрался в моем деле и предложил смягчить наказание. Конечно, тут много сделала и Рита, но ведь были и такие, что проголосовали за расстрел.

— Брось! Как это, тебя — и вдруг расстрелять?..

— Молчи, Шиля! Если бы не Гаврош, ты бы тоже проголосовал за исключение меня из партии...

— О Верховном главнокомандующем могу вам сказать, что это человек железной воли, — прошептал стоявший рядом с ними Артем. — Но вместе с тем в отношении провинившихся он старается поступать гуманно.

— Откуда он? — поинтересовался Шиля.

— А откуда бы тебе хотелось, чтобы он был?

— Из Шумадии.

— Вряд ли... Да это и не так важно, — сказал Лека.

— Я слышал, что он родом, так же как и я, из России, — сказал Артем серьезно. — Или же, по крайней мере, бывал там.

— Почему же именно из России? — спросил Шиля.

— Мои приятели, которые видели его в Ужице, рассказывали, что он иногда вставляет в речь русские слова. В общем, мы скоро сами услышим, как он говорит... — заключил Артем.

— Может быть, — задумчиво произнес Лека.

За ними стоял заместитель командира роты Воя Васич, который вчера вошел в Рудо во главе их отряда. Воя Васич прежде работал учителем. Он был сыном известного революционера, который до войны дважды был арестован. Через два дня после капитуляции Югославии отец умер от разрыва сердца, а Воя, ставший уже членом КПЮ, ушел в партизаны. В отряде сразу оценили его горячую преданность делу и исключительное хладнокровие, храбрость и осторожность. Он всегда старался найти себе настоящих друзей. Возможно, потому, что сближался Воя не с каждым, тем, кто не знал его в достаточной степени, он казался несколько высокомерным и заносчивым. Воя Васич любил повторять, что счастье не выпадает человеку по гороскопам, которые выдумывают бездельники, а добывается упорным трудом, иногда и с оружием в руках. Оно невозможно без доброты по отношению к другим и моральной чистоты, о необходимости которых всегда говорит партия коммунистов. Гаврош полюбил Васича сразу, как и обоих Ратинацев, Артема, Леку и Шилю. Воя, сухощавый и черноволосый, всегда смотрел своему собеседнику прямо в глаза. Чего он никому не прощал, так это лжи и лицемерия.

Сейчас, глядя на Риту, стоявшую перед ним, Воя с добродушной улыбкой обратился к ней: