Василий Добрынин: Последняя мировая... Книга 1

— Да. Специально бросались, чтобы с собой покончить. Было. И немцев там убивало.

— Верно, — кивнул подполковник, — и немцев. По неосторожности, или тех, что подходили из любопытства. Было. Но я эквилибрист. Дар, которым я обладал, и развивал годами. Я тоже считал, когда уже был на той стороне: это побег, пристрелят! Но, если в смерти моей пользы не было, то живым пользу какую-то, явно, я мог принести. Комендант думал так. И когда вас удалили с плаца, я был отконвоирован на КПП, и в тот же день, передан представителям их диверсионного центра. То есть, был в том же плену, но здесь меня вербовали, заинтересовывали службой Великому Рейху.

Вспоминая, он смолк, и оценил с улыбкой:

— Ты, между прочим, знал, что я НКВДист. Комендант не знал, но ты знал! Забавно: один русский, чуть только сбежал из Освенцима, спрашивает другого: «Значит, Вы милиционер?»

— Я тогда думал, что НКВД — это просто милиция в форме и все.

— Но разведчики-диверсанты знали, и в этом была, в их глазах, моя ценность. Я в сорок третьем попал в руки немцев, после 19 апреля — то есть, когда моя служба реорганизовалась в «Смерш». Так вот, сам удивляясь, зачем я, в конце войны немецким разведчикам нужен был? Но принял условия. Вступил в игру с ними, занялся встречной вербовкой. Склонил на свою сторону одного из шефов. Трезвостью он отличался: стоит ли — думал он, умирать за Великий Рейх, который уже втыкает рогами в землю? Как немец, практичный, подготовил он документы и мы бежали. Потом, самолетом, с ценными документами, доставили нас в Москву. Вот и все. А о тебе Мирон, я тоже думал, но, — развел подполковник руками, — жаль, не все в моей власти было тогда…

«Ну, уж теперь-то!...» — хотел бы прокомментировать очевидное, Мирка, но промолчал.

— Не догадываешься, — спросил с легким прищуром, подполковник, — зачем ты вызван?

— Полагаю, — ответил Мирка, — мои интересы в жизни, уже закончены.

— Сташинский сказал?

— Он мой начальник.

— Но водку с ним пить, доводилось. Бывало такое?

— Да. Сначала, в Освенциме, я принес им немецкий кагор.

— И влип в руки Сташинского…

— Я не знал, кто он.

— Да… — вздохнул подполковник, задумчиво потарабанив пальцами, — Нам же с тобой не придется, ни капли выпить. Времени нет. Вот это, — он взял в руки папку «Личное дело агента «Зебра»», — Я пустил его в ход. У меня только сутки. За это время ты должен успеть получить продовольственный аттестат, проездной, выписку из приказа — все документы.

— Зачем, документы?

— Не спорь с подполковником, ладно? В Освенциме спорить не стал… Получишь документы участника войны. Это разные вещи: пострадавший, или участник войны. Осмыслишь потом. Сейчас не до того, но думать о будущем надо!

— Зачем это Вам? — спросил Мирка.

— Сам догадаешься, дома!

— Вы для этого здесь? — усомнился Мирка.

— Нет. В руки Сташинского угодил Поярков. Нам стало известно, поэтому я прилетел. Но и ЭТО, — с нажимом, так, чтобы понял Мирка, что речь о нем, сказал подполковник, — я сделаю тоже! То, что делаешь ты у Сташинского — не твое, Мирон! Уйди, и забудь об этом! Я тороплю, потому, что хочу твердо знать, что ты никогда уже, никогда, не увидишь Сташинского. Что он не достанет тебя.

— А Поярков?...

— Что? — с интересом спросил подполковник.

— А с ним?

— А ты что, готов пойти с ним?

— Я бы сказал, что да, — не промолчал Мирка.

— Любопытно… — откинулся к спинке кресла, издали посмотрел подполковник, — А ты знаешь, кто он?

— Да. Я сидел с ним.

— Это я знаю, что ты сидел. Так кто же он?

— Враг…

— И ты бы пошел с ним?

— Да, — еще раз ответил Мирка.

— С врагом — и пошел?.. — без усмешки сказал подполковник, и уточнил, — А кому он враг?

— Не знаю.

— Хороший ответ, для сотрудника НКВД! — без иронии, твердо, сказал подполковник, — Хороший! Ответ человека, который способен мыслить. Так, Мирон?

— Вам решать.

— Я и решаю! Поярков — несгибаемый, непобежденный, безумно полезный Родине человек! Очень мало таких: мы их теряли в войну, и, к сожалению, — до. И теперь, Поярков, другие, ему подобные — на счету в Родины должны быть, поименно! Тебе повезло, что ты знал его. Поярков поедет со мной.

— А почему же с ним так, до этого? Волки… — недружелюбно заметил Мирка. Против воли, не удержался.

— Волки? Это Сташинский тебе говорил?

— «Настоящие волки революционного пролетариата» — вслух вспомнил Мирка.

— Запомни: НКВД — это народный комиссариат внутренних дел. Это милиция, рожденная революцией. На третий, напомню, день! НКВД создан служить защите народа от преступных посягательств. Внутренняя вооруженная сила. А главное достояние, самая великая ценность страны, какая? Народ! Разве не стоит того он: построивший государство, его промышленность, и выигравший войну?! Запомни, и не заблуждайся! Даже если вокруг заблуждаются многие, даже, может быть, все… Но, заблуждаться тебе, Мирон, недостойно!