Революционные трибуналы не скупились на суровые приговоры, стремясь указать горцам праведный путь. Пьянство наказывалось розгами, супружеская измена — побиением камнями, убийц приговаривали к смерти, а право на исполнение приговора получали семьи жертв. Экзекуции приводились в исполнение публично и транслировались по телевидению. Для острастки. Трансляции были запрещены, когда разгорелся скандал. В Грозном, на площади Дружбы народов, расстреляли женщину и мужчину за убийство. Другая женщина, заказчица преступления, была в положении, ее казнь отложили до родов. В Бачи-Юрте на Сунже родственник жертв убийцы с согласия трибунала перерезал преступнику горло.
Суровость наказаний и жестокость, с которой их применяли бородачи из патрулей революционных трибуналов, привели к тому, что достаточно быстро пошли на спад преступность, пьянство, наркомания. Правительству удалось ввести запрет на ношение оружия в общественных местах. Даже напуганные чиновники стали относиться к людям более доброжелательно и выполняли свои обязанности, не требуя, как раньше, бакшиша.
Но разнуздавшиеся муллы и боевики революционных трибуналов не собирались быть только послушными слугами президента, тем более, что джигиты подстрекали их к бунту.
Кроме того, в отличие от Масхадова, трибуналы имели реальную власть — собственное войско, полицию, судей и прокуроров. Чеченский халифат стал государством двоевластия.
Все чаще случались вооруженные столкновения. Взбунтовавшиеся полевые командиры пытались взять штурмом телебашню в столице. До кровавых столкновений между бунтарями и верными президенту войсками дошло в Гудермесе и Урус-Мартане.
Революционный трибунал признал Масхадова узурпатором, утверждая, что в Коране нет упоминаний об институте президентской власти. Отставки Масхадова потребовал даже его заместитель, вице-президент Арсанов, который открыто перешел на сторону оппозиции, требуя не только ликвидации поста президента, но и роспуска парламента, и замены их Большим Советом и избранным на нем имамом.
В ответ Масхадов сам созвал Большой Совет, который должен был служить ему поддержкой, и пригласил в него своих яростных противников. Те создали свой Большой Совет и эмиром избрали Басаева.
Президент все еще пытался избежать конфликта, все еще уступал. Отправил в отставку председателя мусульманского трибунала, но, чтобы не обидеть его род, отдал этот пост его дяде. О неповиновении вице-президента просто старался забыть. Выступил с идеей учреждения в Чечне Дня согласия и примирения, прощения старых обид. В ответ его снова попытались убить.
Его противники видели во всем этом проявление слабости и множили свои требования. Он становился их заложников, каждый день капля за каплей отдавал им власть. Достаточно кому-то было взбунтоваться против него, как он предлагал ему пост войта или директора департамента в министерстве. А если в тот момент не было вакантного места, увольнял тех, в верности которых был уверен.
Подданные стали ворчать, что Масхадов теряет лицо.
— Вы думаете, мне легко было терпеть всех этих Басаевых, Радуевых, Бараевых? Думаете, легко было переносить их идиотскую критику, обвинения, все эти бредни? Думаете, у меня не чесались руки раз навсегда призвать их к порядку?
Осенью девяносто девятого, когда российские бронеполки как жуки карабкались на окружающие чеченскую столицу предгорья на Тереке и Сунже, Масхадов носил серебристую бородку. Еще одна уступка мятежным партизанским командирам, для которых заросшие щеки были свидетельством благочестия и доблести.
— Говорят, я слабый, потому что не расправился с Шамилем, когда тот напал на Дагестан. Я не Басаева боялся, а войны с Россией! Россия очень рассчитывала на то, что мы схватим друг друга за глотку, перебьем
друг друга. Стоило начаться гражданской войне, Россия бы тут же отправила войска на Кавказ делить и мирить нас, а на самом деле уничтожать на корню. Если бы Чечня, как Грузия, была независимым государством, если бы ее безопасность гарантировал международный запрет вооруженных агрессий, я бы раздавил своих врагов в мгновение ока. Так как Шеварнадзе расправился со своими бандитами. Ему не приходилось бояться предательского удара в спину. Мне бы тоже хватило сил, и рука бы не дрогнула. Но я не имел права допустить гражданскую войну. Не мог поступить иначе. В конце концов, они тоже боролись за свободу Чечни.
— А стоило ли того? Хорошо, вы не допустили гражданской войны, но война с Россией все равно началась, и вызвал ее тот, кого вы больше всех старались обласкать, Шамиль Басаев.
Читать дальше