«Терпеть не могу этих каналий, имя, несомненно, заслуженное здешними горскими племенами, осмелившимися противостоять власти Светлейшего Государя», — писал с Кавказа приятелю Ермолов, для которого порядок был идентичен прогрессу.
Уже в начале двадцатого века, когда в России шла кровавая гражданская война, командующий «белой армией» генерал Антон Деникин с непонятным упорством повторял: «Если я не возьму Кавказ, не возьму Россию». И вместо того, чтобы воевать с красными, идти на столицу, Петроград увяз на Кавказе, губя армию и с треском проигрывая всю компанию.
По России прокатывались вихри событий, революции, войны, бунты и дворцовые заговоры, а цари, не считаясь ни с чем, боролись за Кавказ, пуская на ветер четверть государственной казны, содержа в горах многотысячную армию. Один из хроникеров того времени писал, что Кавказ считался диким, непонятным краем, княжеством тьмы, куда шли армия за армией, и откуда никто не возвращался прежним.
Отчаянная, почти самоубийственная привязанность чеченцев к анархической свободе, их индивидуализм и эгоизм привели к тому, что практически на протяжении всей истории над ними витал призрак истребления. Они не терпели никакого командования, ни чужого, ни своего, родимого. Не соглашались терпеть власть, которую навязывали им чужеземцы, не хотели покорно принимать и свою.
Храбро боролись с агрессорами за свою свободу. Но на войне у них это выходило лучше, чем в мирное время, когда они эту свободу, отвоеванную, уцелевшую, проматывали в смутьянстве и склоках. Они наделяли властью только тех, кто умел воевать и побеждать, но понятия не имел о повседневных трудах правления.
Российский историк Дмитрий Фурман писал, что чеченцы сами стали причиной своих бед и собственным проклятием. Их недостатки были прямым продолжением их же достоинств. Одни и те же черты делали их страшными для врагов и для них самих. Борьба за свободу была для них борьбой за выживание. Не желая подчиняться, принимали бой, воюя — навлекали на себя погибель. «Все превращалось в собственную противоположность. Фантастические победы предвещали неизбежную катастрофу».
А Лев Толстой, который, как царский офицер, тоже воевал с чеченцами, говорил, что Кавказ — странный край, где война и свобода, два абсолютно противоположные, казалось бы, понятия сливаются воедино.
Пока бледнолицые и светловолосые пришельцы из России только путешествовали по землям чеченских горцев, не вступая с ними в споры и предлагая дружбу, в горных ущельях и степных предгорьях царил мир. Война вспыхивала тогда, когда россияне начинали навязывать горцам свои законы и порядки. Поводом для первых вооруженных столкновений стали пастбища на берегах рек, которые русские поселенцы отбирали у чеченцев под свои станицы; налоги, которые они пытались собирать с горцев, принудительные работы на строительстве дорог, мостов и крепостей, возводимых по берегам рек, законы, запрещающие чеченцам нападать на купеческие караваны и похищать людей ради выкупа, а также кровавые российские карательные экспедиции в чеченские аулы.
Цели россиян казались самыми благородными — они хотели установить закон и порядок, основать школы, положить конец кровной мести и разбоям. Дело только в том, что все эти блага они собирались навязать силой, осчастливить дикие горские племена, предварительно заставляя их покориться. «Выбирайте: покорность или ужасное истребление», приказывал чеченцам генерал Ермолов, считавшийся в царской столице человеком прогрессивным, другом декабристов, российским Бонапартом. Он любил повторять, что, как человек родится в крови и мучениях, так железом и кровью создаются мощные державы. Потом российские генералы объясняли, что заплачена уже слишком высокая цена, слишком много пролито крови, слишком много костей российских солдат отбеливают ветры и солнце в горах, чтобы забыть о Кавказе.
Ермолов выбрал жестокость своим любимым и самым эффективным оружием. «Я желаю, чтобы мое имя будило в туземцах ужас, и было равнозначно смертному приговору», — объяснял он своим офицерам, а чеченцев предостерегал: «Малейшее непослушание, одно вооруженное нападение, и я прикажу сравнять ваши аулы с землей, ваших мужчин вырезать с корнем и перевешать, а женщин и детей продать в рабство».
Ермолов приказывал своим войскам бороться с чеченцами огнем и мечом, захватывать их пастбища и стада, уничтожать посевы, пока «голод не настигнет всех и не заставит покориться», вырубать лесные заросли вдоль дорог, соединяющих русские фактории и крепости, чтобы лишить чеченцев укрытия и возможности устраивать засады. С тех пор для отправленных на Кавказ солдат рубка лесов стала повседневной частью службы.
Читать дальше