Войцех Ягельский - Башни из камня

Наконец, бородачи, прогнав из долины старост, их чиновников и милиционеров, объявили деревни Божьим государством, в котором отныне единственным законом был Коран.

— Нас было меньше, но у нас были автоматы и мы умели сражаться. Многие из нас уже раньше воевали в Чечне, а некоторые даже в Афганистане и Таджикистане, — рассказывал Джарулла. — Мы легко победили.

Взбешенные власти Махачкалы приказали тысяче милиционеров окружить долину, или взять ее штурмом, или уморить всех голодом. Бородачи, под предводительством уже произведенного в генералы Джаруллы (муллу Мухтара Атаева из Карамахи объявили эмиром всей Кадарской долины, а ее саму — независимым сообществом верных) не впустили милицию в долину. Не позволили им даже забраться на окружавшие долину горы, с которых можно было бы обстреливать из пулеметов разбросанные внизу деревни.

Весть о бунте бородачей долетела до самого Кремля, откуда в Кадарскую долину послали Министра внутренних дел, который приехал в Карамахи и встретился с самозванным эмиром Мухтаром. Министр привез в подарок лекарства для жителей деревень. Мухтар принял его обедом в своем доме, накормил, напоил, подарил бурку. Россиянин пообещал, что если бородачи сдадут автоматы и впустят в деревню изгнанных милиционеров, они смогут жить, как хотят, никто к ним не будет цепляться. Бородачи согласились, хоть никто и не думал сдавать оружие или открывать заново в деревне милицейские посты.

— Симпатичные люди эти фанатики, — сказал довольный российский Министр, рассчитывая, что за удачную миссию на Кавказе его ждет в Москве повышение. Действительно, вскоре так и случилось, и он стал Премьер-министром.

Двенадцать месяцев царило спокойствие. Бородачи в долине правили по своим законам. Перестали платить налоги, но и не требовали денег от столицы. Вместо старосты деревней управлял большой совет, шура, состоящий из мулл и вооруженных боевиков, моджахедов.

Исчезла старая милиция и судьи. Преступников теперь ловили патрули моджахедов, а наказание назначали духовные из мечетей. Напуганные призраком жестоких приговоров — отрубленная рука за воровство, смерть от руки кровника жертвы за убийство, побитие камнями за насилие — преступники, не теряя времени, бежали из долины.

— С тех пор, как мы прогнали милицию, проблемы кончились, — вспоминает одетый в камуфляж Джарулла. — Исчезла коррупция, кумовство, пьянство. До сегодняшнего дня здесь не совершили ни одного преступления. Люди перестали бояться выходить вечером на улицу. Им вообще не приходится запирать двери своих домов.

Большой совет приказал вывесить на дорогах, ведущих в долину, зеленые флаги. При въезде в село Карамахи сняли таблицу «Колхоз имени Ленинского Комсомола», а на ее место прибили доску с кое-как нацарапанной надписью «Нет Бога кроме Аллаха». На каменных оградах усадеб 45 в селе появились арабские надписи, непонятные большинству жителей. Телеграфные столбы украсили зеленые хоругви.

На границах села выставили таблицы с объявлением «Внимание! Ты въезжаешь на независимую мусульманскую территорию», которые предупреждали приезжих, что, решаясь пересечь границу, они должны быть готовы подчиниться законам и порядкам Божьим. В обшарпанной, побеленной известью халупе на площади в Чабанмахи, где когда-то работал староста, теперь заседал напоминающий святую инквизицию трибунал ученых и праведников, которые на свои плечи взвалили тяжкую обязанность определения, что понравилось бы Всевышнему, а что бы его разгневало.

Женщинам Большой совет наказал одеваться в ниспадающие, закрывающие все тело и лицо паранджи, а еще лучше вообще без надобности не выходить из дому. И они безропотно исчезли. Кроме картофельных полей, где женщины работали, редко когда можно было встретить их в деревне. Вообще стало как-то тише и пустынней. Даже ребятишки, раньше с криком гонявшие по улицам, теперь играли во дворах.

Но, несмотря на такие перемены, на лицах жителей долины это не отразилось. Они продолжали оставаться пустыми и безразличными. На базарах, на площади, в полях люди разговаривали вполголоса; при виде иностранца отводили глаза. Революция произошла в их селениях, но как бы без их участия. Их мнения никто не спросил.

— У нас люди не любят разговаривать с чужими. Не то чтобы боялись. Просто, такие уж они есть, — объяснял Шамиль, ангел-хранитель Шамиль, не отступающий от меня ни на шаг. До революции он был водителем огромного грузовика, возил из долины картофель в Россию. Не хотел вспоминать те времена. Не хотел говорить и о том, как с двумя товарищами убил старосту. Рассуждал только о Всемогущем и о Царстве Божьем, которое должно было наступить в горах Кавказа.