— Ну, полежи, мой храбрый Заяц, а я поработаю, на двух инструментах,сказал Нитченко, сбросил ватник и уложил Зайца у своих ног. Ещё несколько раз рвалась связь, её так же самоотверженно чинил прибежавший по линии связист Терчоков, кабардинец по национальности.
— А, дитя Терека, на заячье место, — встретил его Нитченко.
— Огонь! Огонь! — и через просвет в дыму, окутавшем нас, видно, как в небе поплыло ещё одно чёрное кольцо. Вторая батарея немцев перенесла свой огонь с НП на орудие. Теперь количество немецких разрывов около нашего НП уменьшилось втрое, но было ещё в три раза большим, чем наших у немцев.
— Как дела, огневики? — запросил командир.
— Жарко, — ответили оттуда.
Мотко передаёт короткие команды огневикам. А вокруг бушует огненный смерч, земля гудит, дым и гарь, летят комья мёрзлой земли, шипят летящие осколки, бруствер орудийного окопа разбит в нескольких местах, но люди, как будто этого не замечали.
Вдруг орудие замолчало.
— Днепр — 3, Днепр — 3, в чём дело, почему нет огня?
Через несколько минут «Днепр — 3» ответил:
— Всё в порядке.
— А что случилось?
Докладывал техник Кириченко:
— Орудие немножко поцарапало, связи перебило, замкового ранило.
Орудие снова вело огонь. Вокруг глубоко окопанного орудия бушевали снаряды. Они рвались далеко и совсем близко, впереди ствола и на бруствере орудийного окопа, забрасывая орудийный расчёт землёй. Осколком снаряда у трактора пробило конец трубы. Один снаряд попал в дерево, что стояло рядом с орудием. Блеснуло яркое пламя, раздался оглушительный треск, орудие заволокло чёрным дымом.
Первым вскочил на ноги Турделиев, на нём был разорван ватник.
— Встать! — крикнул Кириченко, и сам вскочил на ноги. Лицо у него было немного ободрано, из носа текла кровь. От разрыва загорелись валявшиеся пучки пороха, загорелись заряды. Кириченко снова закричал:
— Выбрасывай, туши!
У солдата Петрова по лицу и ватнику текла кровь, они с Турделиевым и Тузовым выбрасывали горящие заряды. Им помогал доктор Жеребченко. На Турделиеве загорелась одежда, установщик Прохоренко обжёг о раскалённую гильзу руки и действовал ногами. Щербань с Орешкиным выбрасывали горящие снарядные ящики. Один Кириченко командовал и показывал жестами, что нужно делать, почти не сходя с места. В несколько минут пожар ликвидировали, на Турделиеве затушили одежду и, еле стоявший на ногах Петров, держась за станину, снова открывал и закрывал замок орудия.
Тузов размахнулся, чтобы вложить снаряд в канал ствола, но, чуть не ударив взрывателем о казённик, резко отдёрнулся. Петров не открыл орудийный замок и повалился на землю, перевернувшись через станину.
— Дядя Герасим, что ты? — крикнул Орешкин. Но Петров не ответил, он потерял сознание. Подскочил Щербань и открыл замок, Жеребченко стал перевязывать Петрова, а маленький Орешкин, помогая ему, приговаривал:
— Ах, дядя Герасим, дядя Герасим, как же тебя крепко угораздило.
Огонь по нашему НП заметно ослаб. Видно, фашистский офицер уцелевшего ещё наблюдательного пункта сбежал, боясь разделить участь трёх своих коллег, и его орудия без корректуры, вслепую, били на старых установках.
Дым вокруг нас рассеялся. Ещё три-четыре снаряда — и четвёртое кольцо чёрного дыма завершило победой этот артиллерийский бой. Противник замолчал. Прошла минута, другая… Командир что-то быстро записывал, затем встал, потянулся, на лице и во всех его движениях чувствовалась усталость. Поляков высыпал из-за ворота песок. Терчоков вытряхивал из сапога откуда-то взявшуюся солому и щепки. Нитченко тянул Зайца за руки, сгибал ноги, ощупывал.
— Всё в порядке, Заяц, завтра снова будешь Львом.
За весь день он первый раз сказал Лёве Зайцу приятное. Тот улыбнулся во весь рот и медленно встал.
— С-с-смотри, ч-ч-чернота… будто п-п-пеплом посыпали вокруг. — Заяц сильно заикался. Он смотрел с изумлением вокруг, где ещё два часа назад всё было аккуратно присыпано снегом, и будто не прыгал он вверх чинить связь, когда разметало в пыль этот чистый белый снег, и десятки снарядов долбили мёрзлую землю, рушили траншею и расщепляли брёвна покрытия.
На орудие после очередного «Стой!» не последовало команд по новым целям. Мотко потянулся, медленно переступил с ноги на ногу, подошёл к Петрову. Тот что-то пробормотал, пытаясь поднять голову, но не смог. Жеребченко велел его не трогать. Ранение опасное.
— Щербань, гляди, небо-то какое сегодня синее.
Читать дальше