Владимир Осипенко - Привилегия десанта

На заставе батальонный док, капитан медицинской службы Тесленко, по праву «ветерана Афганской революции» забрал у меня пакет «посмотреть» и начал бесцеремонно перекладывать в свою медицинскую сумку всё подряд. Я, мол, лучше знаю, куда и что. Мне удалось выдрать из его загребущих лап жалкие крохи. Среди прочего упаковку «Энтеросептола» или что-то в этом роде от поноса. Спрятал в свой чемодан и забыл.

Вскоре приводил в порядок штабные документы. Кроме прочего проверял правильность заполнения военных билетов у бойцов. Работа хоть и необходимая, но нудная. Беру очередной билет из пачки, смотрю на фотографию, читаю фамилию, сверяю год и место рождения, должность, звание. Смотрю, фамилия знакома, но этого мордатого на фото вижу в первый раз. Такие фотографии лепят на баночки с детским питанием. Только в военном билете чуть повзрослее. Надо посмотреть живьём на этого пельменя. Даю команду писарю привести. Заходит дрыщ в ХБ на три размера больше необходимого. В нём, и не снимая сапог, килограммов под пятьдесят, а то и меньше.

— Это твой билет? — спрашиваю.

— Так точно! — отвечает.

— А на фотографии кто?

— Я, — говорит.

Присматриваюсь внимательней, действительно, какое-то отдалённое сходство есть.

— А сколько ты весил? — спрашиваю.

— В учебке было 83.

— Что случилось?

— Понос, вот уже третий месяц!

— А что Тесленко?

— Говорит, чтобы руки мыл и даёт поливитаминину. А я и так руки десять раз на дню с мылом мою, но за ночь по пять раз встаю по-большому.

Вспомнил я про упаковку, дал бойцу пилюлю и наказал выпить после ужина.

Утром выхожу на зарядку, на пороге штаба мнётся давешний боец.

— Товарищ капитан, я за весь Афган впервые ночь проспал не просыпаясь. Дайте ещё таблетку.

Он принял её от меня, как драгоценность. Зажал в кулаке, прижал к груди и смотрит, хлопая глазами.

— Чего ещё?

— Товарищ капитан, там ещё Серёга, то есть рядовой Петров, ну вот он, короче, тоже…

— Так, блин, ещё кому взболтнёшь, больше не получишь. Зови… Серегу.

Воодушевлённый таким своим медицинским талантом я выбежал через ворота с заставы и строго по дорожке начал нарезать круги. Каждый раз, пробегая мимо ворот, замечал группу местных жителей. Впереди аксакалы, за ними душки помоложе, бачата [19] Пацаны. сзади. Чего им надо? Никто на них особо не реагирует. Стоят и стоят. Потом понял — это капитан медицинской службы Тесленко вёл приём местного населения. Искусство врачевания в его исполнении достигло неведомых для науки высот, поскольку из всего многообразия медицинских препаратов он использовал только два — зелёнку и поливитамины. Причём точно так же, как мой боец прижимал к груди «энтеросептолину», душки прижимали горошину драже и, пятясь задом от калитки, кланялись и повторяли «ташакур-ташакур». [20] Ташакур — «спасибо» на пушту.

Я не выдержал и спросил:

— Тебе не стыдно душков дурить?

— Не понял?

— Ну, ты им от всех болезней — поливитамин даёшь.

— Сразу видно — темнота! Да они стерильны от прививок. Для них и одно драже — удар по организму, как тебе от пачки антибиотиков. Я год лечу и ни одного прокола. Впрочем, если ты такой щепетильный, можешь не есть петуха, которого я заработал, пока ты бегал на зарядке.

— Слава военным медикам и вообще всем в белых халатах! Чего, уже и спросить нельзя?

Петух — это сильный аргумент в споре. Посрамлённый, больше не вспоминал вслух о том, какой я ловкий врачеватель. Тем более что поначалу при виде крови позорно бледнел и старался не смотреть, как профи ковыряются в живом человеческом мясе. Даже в моём. И на открытую банку поливитаминов, стоящую прямо на столе, из которой мы брали и ели горстями, взглянул по-другому. Это ж сколько курей можно наменять на эту банку!? Да ей цены нет, а мы хрястаем, как семечки. Надо заныкать, раз такая ценность…

С тех пор я не подвергал сомнению, безусловно, выдающийся дар нашего дока, поддерживал его во всех начинаниях и… старался не попадать в его волшебные руки.

Деревня без дурака, как полк без химика. В нашем полку был свой химик, но на дурака он не тянул, зато был свой Балда. Он носил исконно русскую фамилию Иванов и звали его основательно и просто — Василий Васильевич. Но, начиная с крупного начальства и заканчивая последним кочегаром в полку, за глаза все его называли «Балда». Причём я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь это слово произнёс с пренебрежением. С уважением, юмором или даже животным ужасом — сколько угодно, но с пренебрежением — никогда. Завистники намекали на мужское достоинство, бойцы на кулаки, штабные на интеллект, но никто не мог точно сказать почему. Это прозвище ходило за ним по Союзу, не отстало и в Афгане.