Владимир Осипенко: Доза войны

День неуклонно катился к закату. Вырвавшись в долину, автомобили заметно прибавили скорости. Хвост колонны, накрытый стеною рыжей пыли, стремительно уходил. С ней ушли и две машины моего взвода. Засадив на прощание длинную очередь по гряде, из-за которой духи обстреляли «ленточку» мы бросились вдогонку за своими. Кто ходил колонной, тот знает, что голова ползёт сороковник, а у хвоста скорость зашкаливает за сотню. Сотня не сотня, но под горку Греку, молодому, вечно перемазанному в солярке тонкошеему механику-водителю, удалось раскочегарить бээмдэшку километров до восьмидесяти. Две ямки, видать от старых воронок, изобразили нечто похожее на трамплин и некоторое расстояние мы пролетели по воздуху. Внутри похолодело, но было здорово и от удалой езды, и от ветра, свистящего в ушах, и от успешной проводки колонны через самое опасное место. Поплохело всем в следующую секунду, после приземления, когда поняли, что правый борт «разулся».

— А-а-а-а!!!

— Бля!!!

— Cука!!!!

— Держиииись…

Каждому было, что сказать, ибо перспектива улететь с обрыва в каменистое сухое русло реки была более чем реальна, и она никого не грела. Перепугались мы по-взрослому и ухватились за всё, что только можно. Грек только бросил газ и рефлекторно взял бортовые на себя, машина крутанулась влево, попыталась взлететь по крутому откосу и врубилась в огромный камень и затихла. На наше счастье небольшая полоска рыжей земли, в которую перед камнем зарылась носом наша боевая машина, сыграла роль амортизатора. Я думал, моё торчащее из люка туловище порвёт пополам. Дрозд слетел с брони, просвистел в сантиметрах от скалы и воткнулся головой и четырьмя костями в откос. Летел, как настоящая птица, но приземление не отработано. Чего не скажешь про Сидоренко. Он слетел с правого борта ещё до встречи со скалой в момент, когда машина только крутанулась вокруг своей оси, пару раз перевернулся через голову, но тут же вскочил и, похоже, даже не поцарапался. Сейчас вскинет руки вверх и крикнет, как в цирке акробат «Оп-ля!!!» Не крикнул… Наводчик Прохоров, сидевший в башне и ничего не видевший, а поэтому не сообразивший сгруппироваться, расквасил лицо об прицел так, что на нем моментально образовался громадный кровоподтёк. Сам же Грек отметился ударом фейсом об броню, расквасил нос, его кровавые сопли текли ручьём. Чудо, что не сорвало башню и ему стволом орудия не снесло скальп вместе с черепом. Он, конечно, молодец, могло быть гораздо хуже, но сейчас каждому срочно захотелось сказать ефрейтору Грекову что-то сугубо личное, приятное и незабываемое.

— У-у-у-у…ссссука, — мычал на месте пулемётчика рядовой Павлов.

— Кто тебя, вошь тифозная, учил так тормозить? Чуть не убил, придурок! — подал голос Сидоренко.

— Вот это остановочка по требованию… Кондуктор, иди я тебя расцелую, — отплёвываясь, подступил к машине Дроздов.

— Ну, Грек, вешайся. Придём на базу, я твою морду в такое же состояние приведу, салага грёбанная, — проворчал «дед» Проша, выползая из башни и аккуратно трогая пальцами своё разбитое лицо. Ему через неделю домой, форма, берет, сапоги отпидорены по высшему баллу дембельской моды и все это благолепие должно было подчёркивать мужественное и загорелое лицо настоящего десанта, но никак не синюшняя разбитая рожа. Положение могли не спасти даже полный комплект десантных значков и медаль «За отвагу».

— Алё, мир-дружба!!! Все живы? — спросил я, когда убедился, что самого не разорвало пополам. — Хватить кряхтеть, колонна уходит! Бегом тащите гуську!!!

Счастье Грека, что у сержанта Прохорова не было зеркала, иначе экзекуция свершилась бы немедленно. Но к своему несчастью механ совершил ещё одну рАковую ошибку, не закрепил, как следует аккумулятор, тот от удара слетел со своего гнезда, грохнулся об броню и лопнул. Электролит, стекая по днищу, дымился и красноречиво свидетельствовал, что АКБ наступил скоропостижный пипец. Да и хрен бы с ним, если бы не маленькая деталь — мы для полноты счастья заглохли.

— Заводи воздухом, мля, чего телишься? — бодро спустил я ещё одну команду, с удовлетворением отмечая, что все катки на месте.

Однако никакой реакции на мою мудрую указивку не последовало.

После довольно продолжительной паузы, наконец, я удосужился заглянуть под броню и понял, что весь горизонт нашей весёлой и безоблачной поездки закрыт огромной жо. ой с тремя буквами Пэ. Воздуха в баллонах системы воздухопуска не было! Ни много, ни мало, а вООще! Двигатель молчал, и запустить его становилось, мягко говоря, проблематично.