Цольмер связался со штабом Шёрнера, и там долго не могли понять, чего он хочет, затем штабной офицер сказал:
— Послушайте, бригаденфюрер! Если южнее Будвайза появился противник, вам следует выяснить, что это за противник: авангард наступающей армии или всего лишь отдельная разведгруппа. Отправляйтесь в Будвайз и примите командование своей группой, разберитесь в ситуации и доложите. Если это разведывательное подразделение противника, вы справитесь с ними силами своей боевой группы. Если это авангард наступающей армии, то займите оборону, и мы вам изыщем резервы.
Цольмер благоразумно умолчал о том, что он не имеет понятия, где сейчас находится большая часть его боевой группы, и отправился в Будвайз.
Капитан Желязны не помнил своих родителей. Отец его был поляк, родом вроде бы из Кракова. Каким ветром его занесло перед Первой мировой в Брно — неизвестно. Известно только, что вскоре после женитьбы он отбыл за океан, где его двоюродный брат — как тот сам утверждал в редких письмах — греб деньги лопатой в собственной пекарне.
В пекарне? Деньги лопатой?! Хм… Впрочем, Америка, как известно, страна огромных возможностей: там деньги валяются под ногами, и просто надо не лениться нагибаться за ними. Ну и места надо знать, разумеется… Это в Брно — чеху, или в Кракове — поляку, угнетаемым немцами, ну никак на разбогатеть на продаже булок! Ну а в Америке, понятно, совсем другое дело.
Рассуждая таким образом, весной 1914 года Станислав Желязны уехал в Америку, пообещав беременной жене, что он приедет за ней и ребенком самое позднее через год. Возможно, он и приехал бы, да вот грянула так некстати война, и больше о Станиславе Желязны в Брно никто ничего не слышал.
Мать Желязны умерла при родах, и младенца взяла на попечение сестра покойной. Когда весной 1920 года ее муж Ян Соботка после войны, плена и службы в Чешском корпусе, наконец, добрался до Брно, вояку радостно приветствовали жена и бойкий мальчуган. Впрочем, жена писала мужу о смерти сестры и сироте-племяннике, так что незапланированное увеличение семьи для Соботки не стало сюрпризом.
Соботка попал в русский плен еще в 1915 году, вступил в Чешский корпус, получил офицерское звание, воевал с большевиками под командованием генерала Гайды и вместе с ним вернулся в Чехословакию. Гайда составил ему протекцию, и бывший унтер-офицер австрийской армии быстро стал командиром полка в небольшом моравском городке. К тому времени их пути разошлись: авантюрная жилка Гайды втравила его в махинации, и он был изгнан из армии. Зато Соботка спокойно встретил позорный 1938 год командиром дивизии. Позиция Соботки после 1938 года оказалась такова, что дослужившийся до надпоручика Петр Соботка снова стал Петром Желязны. Поскольку его приемная мать скончалась годом раньше, Желязны во время первой беседы с полковником Моравцем в Лондоне с чистой совестью твердо заявил: «Родственников не имею».
Желязны не раз выбрасывался в тыл к немцам и всякий раз возвращался, успешно выполнив задание. Не только железная воля и холоднокровие заставляли его без колебаний соглашаться на любое рискованное задание: он долго ел хлеб Соботки и теперь должен был платить за его предательство. Кое-кому это может показаться странным. Впрочем, это — совершенно неинтересно, главное, что капитан Петр Желязны считал свое понимание долга вполне естественным.
В ту злополучную ночь он успел выпрыгнуть из объятого пламенем самолета и довольно удачно приземлился на полянке среди деревьев. Купол зацепился за крону высокого дерева, и Желязны пришлось повозиться, стаскивая парашют с дерева. Он почти закончил это занятие и уже собрался облегченно вздохнуть, как вдруг услышал отдаленные орудийные залпы и пулеметные очереди. Желязны замер, прислушиваясь. Сколько он еще так простоял бы, неизвестно, но в этот момент совсем рядом раздался вой сирены. И, словно повинуясь сигналу, по деревьям заскользили лучи прожекторов.
Желязны мгновенно бросился на землю. Лучи прожекторов беспорядочно скользили вокруг, то ярко освещая поляну, то погружая ее в темноту. В очередной «момент просветления» Желязны обнаружил: то, что он принял в темноте за поляну, оказалось на самом деле чем-то вроде стадиона с футбольным полем, воротами и беговой дорожкой по периметру. Желязны лихорадочно сгреб парашют в охапку и, стараясь не попадать под лучи прожекторов, бросился в гущу деревьев.
«Гуща» оказалась весьма условной: несколько десятков деревьев окружали обычный деревянный сортир на дюжину посадочных мест. Желязны прижался к стене сортира там, где стена давала тень от так некстати выглянувшей луны, и прислушался. Со стороны футбольного поля послышались голоса, и Желязны кинулся было в другую сторону. Но он не пробежал и десяти метров, как наткнулся на высокий забор с колючей проволокой. Луч прожектора скользнул по забору за секунду до того, как Желязны успел отпрыгнуть обратно к деревьям. Желязны прислушался: теперь голоса доносились со стороны забора. Ему пришлось вернуться к сортиру, и оттуда он увидел, как немецкие солдаты прочесывают территорию. По лучам ручных фонарей было видно, как две группы, проверявшие периметр объекта, встретились напротив футбольного поля и направились к деревянному нужнику, возле которого укрылся Желязны. В довершение всего вдруг вспыхнули фонари вокруг футбольного поля, и Желязны ничего не оставалось делать/ как шмыгнуть внутрь сортира.
Читать дальше