Збигнев Сафьян - До последней капли крови

Рашеньский нетерпеливо разорвал его и быстро пробежал глазами первые строки. Лицо его вдруг посерело и изменилось неузнаваемо. Он бросил письмо на стол и отошел к окну. Ева испугалась, что Рашеньский сейчас упадет, потому что тот беспомощно шарил по стене руками и, наконец опершись о нее, ухватился за подоконник.

— Что случилось?! — воскликнула она. Он не ответил.

Ева быстро плеснула коньяку в стакан и подала Рашеньскому. Он залпом выпил.

— Спасибо, — прошептал в ответ. Взгляд его стал более осознанным. — Марта, моя невеста, — наконец произнес он, — погибла в Англии во время налета немецких самолетов.

Проговорив это, Рашеньский бросился к двери.

— Оставайтесь у меня, в таких случаях лучше…

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — сказал он, — со мной все в порядке. — И вышел.

Оставшись одна, Ева села за стол, минуту сидела неподвижно и вдруг рассмеялась. Правда, этот смех, прерываемый кашлем, посторонний наблюдатель свободно мог принять за плач.

Рашеньский пил, не понимая, что пьет. Старый официант принес ему еще сто граммов коньяка, постоял минуту, покачал головой, но не осмелился ничего сказать. Зал «Гранд-отеля» был полон, за соседним столиком расположилась шумная компания. Он, похоже, не замечал всех этих англичан, американцев; большинство из них были в форме и чувствовали себя здесь уверенно, выкрикивали названия населенных пунктов в прифронтовой полосе, а часто произносимое в этом зале слово «Сталинград» звучало как лозунг. Появились оркестранты. Музыка начала доходить до сознания Рашеньского, слова же солдатской песни «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага» как бы окончательно пробудили его. Он не мог теперь понять, как оказался в этом зале, наполненном шумом голосов, табачным дымом и грохотом оркестра.

Закрыв глаза, он попытался представить Марту, но не смог. Как и в тот вечер, когда впервые увидел ее на приеме у супругов К…Он получил приглашение на посещение салонов правящих кругов санации, это его даже забавляло, он считал, что они хотят купить молодого бунтаря-журналиста. Жена заместителя министра плыла в голубом платье, да, он помнит цвет платья и декольте, показавшееся ему слишком глубоким, если учесть, что… А сбоку, в нише двери, стояла Марта. Он не мог вспомнить ее лица, образ исчез, вместо него появилось пустое место. «Ты мне улыбалась, а локон падал на твои глаза». — «Неправда, я не улыбалась, потому что тебя со мной не познакомили».

Ну конечно, он помнил огромный салон и мундиры, окружавшие Марту. Она увидела его в зеркале, пробиравшегося к ней с рюмкой в руке. Кто-то толкнул его, сказал: «Извините», и рюмка мягко упала на ковер; он неуклюже наклонился, но тут же появился слуга, они подняли рюмку вместе… и Марта рассмеялась.

На Королевской улице падал снег, они свернули на Краковское предместье, на Новом Святе она взяла его под руку. «Я живу на улице Вильчей, а хотелось бы на Саской Кемпе». Нет, это она сказала значительно позже. И не раз говорила об этом в Лондоне.

Его вдруг охватил страх, он потянулся за рюмкой, пил, не чувствуя вкуса коньяка. Как умирают люди? Как умерла Марта? Если снаряд разорвался неподалеку, она ничего не почувствовала, но ведь так легко не умирают, на это требуется время: сначала, наверное, чувствуешь боль и испытываешь надежду, что пронесет, затем понимаешь, что надо принимать смерть, соглашаться с ней, и это самое трудное. «Смог бы я, — подумал он, — сейчас принять смерть? Да, я готовился к этому много месяцев и постоянно повторял: миллионы и миллионы умирают, и ты сможешь».

Он снова подозвал официанта.

— Еще одну рюмку.

Тот грустно поглядел на него и отошел. В этот момент около его столика появился господин в гражданском костюме, представительный, тоже слегка навеселе. В руке он держал огромный черный портфель.

— Разрешите, уважаемый пан поручник? — спросил он.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — буркнул Рашеньский.

Если бы он не был таким пьяным и так занят своими переживаниями, то наверняка заметил бы пристальный взгляд двух не похожих на иностранцев мужчин, сидевших за столиком у двери.

— Моя фамилия Янецкий, представитель из Акминска, — произнес господин, присаживаясь к столу. — Не приходилось ли нам…

— Рашеньский, — буркнул он и потянулся за рюмкой.

На Янецкого такой прием, казалось, не подействовал.

— А я ведь знаю вас, уважаемый пан, — залился он соловьем. — Читал, читал… Официант! — крикнул он. — Никудышное здесь обслуживание, где им тягаться с Европой.