Владимир Андреев - В день первой любви

«Наверно, пошлют Пелевина, а вот кто пойдет с ним?» — снова подумал Пинчук, прислушиваясь к голосам переговаривающихся между собой разведчиков.

— Тут у них местность странная. Камни. Откуда столько камней?

Ломкий голос говорившего показался Пинчуку знакомым. Он тут же вспомнил: часовой, с которым разговаривал ночью. Егоров, кажется, его фамилия. А зовут Николаем, как и его меньшого брата. Пинчук обернулся и посмотрел на солдата. Оранжевого цвета выгоревшая гимнастерка, мятая пилотка сдвинута на затылок, вихры русых волос торчат на висках. Тут же послышался голос Болотова:

— Камни, братец, чтобы лучше было прятаться. Природа, стало быть, позаботилась.

Болотов говорит спокойно. Давно в разведке.

А новички насторожены, хотя тщательно скрывают это.

— Письмо, что ли, написать? — вздохнул кто-то.

И опять голос Болотова:

— Привет от меня милахе.

— У меня не милаха, а жена.

— Все равно кланяйся, — гоготал Болотов.

Кто-то из новеньких спросил Пелевина, будут ли сегодня занятия. Пелевин, пришивавший к гимнастерке подворотничок, на секунду замер с иголкой в руках, потом снова занялся своей работой.

— Ты слышал: лейтенант пошел в штаб, — сказал он.

— Ну и что?

— Как «что»? — Пелевин взглянул быстро на говорившего. — Лейтенант придет, тогда и узнаем.

— А может, он совсем по другим делам пошел? — не унимался говоривший.

— Может, и по другим, — согласился Пелевин. — Все равно, когда придет, тогда и узнаем.

И снова голос Коли Егорова:

— Я тоже, пожалуй, черкну письмецо.

— Черкай хоть двадцать… Кто тебе не велит.

Таким желчным тоном может говорить только Маланов. Пинчук обернулся и посмотрел: да, это Маланов, вот он поднялся с нар и зашагал к выходу. Не может Маланов спокойно слушать про письма, это известно многим. Но не всем. Коля Егоров, конечно, ничего не знает и, возможно, обиделся на Маланова за его тон.

Вон Пелевин склонил лысеющую голову и объясняет Коле. Пинчук знает, о чем сейчас говорит Пелевин. О том, что для Маланова письма — больной вопрос, что, когда с Ленинграда сняли блокаду, он раз десять писал в разные места, но никакого ответа. А в Ленинграде у Маланова оставались отец, мать, сестра и, кажется, девушка.

Пинчук вдруг вспомнил, как два месяца назад Маланов получил наконец письмо. Развернул конверт, разволновался… А в письме: «Дорогой товарищ боец, я хочу с тобой переписываться…» Рассердился Маланов и разорвал письмо. Потом стало известно: кто-то в штабе придумал для него эту переписку, посчитал, видимо, что тем самым сможет облегчить переживания Маланова. И девушку специально уговорили… Да ничего, видать, из этого не получилось.

— Братцы, — послышался задумчивый голос Пелевина, — а ведь не за горами Октябрьская…

— Может, к Октябрьской и до Германии дойдем, — сказал черноволосый солдат из новеньких.

— До Германии едва ли, — произнес Пелевин, — вон еще какая махина осталась: шагать да шагать. — Пелевин наморщил лоб, подсчитывая. — Месяц с какими-то днями до Октябрьской. Нет, не успеем. Может, немного попозже, а к Октябрьским никак не успеть.

— Старший сержант все разметил: когда какой город будем брать, когда форсировать Вислу, когда Одер, — вставил замечание Болотов. — Как в Генеральном штабе.

— Да нет, я ничего не размечал, не наговаривай лишнее, — сказал Пелевин. — Я просто праздник вспомнил. — Пелевин вдруг улыбнулся. — Хорошо у нас праздник встречали, весело. Музыка с утра, голоса кругом, ребята бегают. Наших эмтээсовских в район на машине возили. На площади демонстрация, а наши — на трибуне.

— И ты — на трибуне? — спросил Болотов.

— И я, — кивнул головой Пелевин. — Если хочешь знать, то с секретарем райкома мы стояли вот так, как с тобой. И с председателем райисполкома тоже.

— Ты смотри, какой у нас старший сержант! — повел бровями Болотов. — С начальством запросто.

— Вот такой, — ответил спокойно Пелевин. — Наша МТС в области была первой. Трактористы, механики — как на подбор. Секретарь райкома так и говорил: «Ну, в даниловских я верю (Данилово — наш поселок). Даниловские не подведут…»

— Это где же Данилово, товарищ старший сержант? Случаем, ты не с Севера? — спросил опять тот же черноволосый разведчик.

— Нет, — покачал головой Пелевин. — Данилово от Сталинграда ровно на двухсотом километре, если по Волге идти. Немец к нам добирался, да не добрался. Поселок, почитай, перед войной отстроили. Все было: магазин, клуб, кино каждое воскресенье и школа… А река — ну Волга, само собой, а приток ее у нас течет — Пахна. Вот это речка! — Пелевин опять улыбнулся, блеснув удовлетворенно глазами. — Быстрая да чистая. И рыбы сколько хочешь. А лес рядом! Тут я сколько за войну прошел, но такого леса, как у нас, не видел. Сосны — до облаков…