Солнце медленно поворачивалось в небе, совершая свой привычный круг. Час назад оно светило наискосок, в стену, что находилась справа от окна, а теперь лучи его играют на полу, широкая солнечная дорожка пролегла по белым выскобленным половицам и взгромоздилась своим концом на печь. А за окном около забора в оранжевых лучах глянцевито поблескивали листы смородины, густо пахло яблоками с огорода, нагретой ягодой.
— Валя, дай честное комсомольское, что никому не скажешь!
Валя подняла голову, посмотрела внимательно на подругу.
— Даю честное комсомольское.
— Никому-никому!
— Никому-никому!
— Даже тете Тоне.
Черные Валины глаза в упор разглядывали Катю.
— Да что у тебя случилось? Говори.
Катя приблизила свое лицо к Валиному.
— У нас в горнице лежит раненый красноармеец.
Брови у Вали взметнулись и опустились.
— Он ранен в ногу. Приходил Филиппыч, сделал перевязку, потом бабушка перевязывала. — Катя говорила быстро и почему-то все время поглядывала в окошко. — Смотри, никому!
— Я же поклялась!
— Ну да, ну да…
Они посмотрели еще раз друг другу в глаза и обнялись.
В это время старик Трофимов сидел на лавке — костлявые длинные ноги в опорках, горбатая спина переломилась чуть не пополам. Он подбивал подметки на старые, просившие каши штиблеты. Заскорузлыми, негнущимися пальцами придерживал тонкий гвоздок, нацеливая его в пробитое шилом отверстие, затем следовал резкий удар молотком — тут же дед окидывал избу сердитым взглядом, точно примеривался, по чему бы еще ударить. Сопел ворчливо, пока рылся в консервной банке с ржавыми гвоздями, выбирал подходящий.
— Гитлер не знает Россию, ох не знает…
Бабушка Марья поставила на шесток чугунок, принялась за картошку.
— А погодка-то стоит, красота! Боюсь, зерно начнет осыпаться. — Старик нашел наконец нужный ему гвоздок.
При деле он всегда чувствовал себя лучше — оно отвлекало его от мрачных мыслей.
Снова простучал резко молоток по подошве, надвинутой на железную лапу.
Бабушка Марья слила из миски воду; нарезанный картофель, морковь — все свалила в чугун.
— Чего ты за эти штиблеты ухватился? Ты бы в сарае лучше похлопотал. Надеть разве нечего?
— А разве есть? — хмыкнул Трофимов. — Ему на раненую ногу…
— Ему… Вот оно что, — кивнула бабушка Марья.
— А ты думала, тебе стараюсь?
— Ничего я не думала. — Бабушка Марья быстро замешала поварешкой в чугунке.
«Тук-тук-тук…» — стучал молоток в руках у старика.
Склонив седую голову, он потом принялся за дратву, потом наметил шилом строчку — верха у штиблет были местами порваны. Старик крепко, на совесть затягивал просмоленную варом нитку, наматывая ее на жилистые кулаки. И всякий раз любовался своей работой. Обувка еще послужит, что там говорить, по такой-то погоде как хорошо будет, легко и ноге просторно.
— Слышь, мать, — сказал Трофимов немного погодя. — Лес-то за нами до самых Мостков тянется.
— А ты не знал?
— Знал. Почему же, — буркнул Трофимов и посмотрел куда-то в сторону. — Такой крепкий лес там — сосны. Все избы, почитай, из того лесу поделаны.
— Ну и что?
— Да ничего, — замялся старик. — Просто говорю, какие леса вокруг растут. До Мостков сплошной лес и дальше без всякого тебе просвета — до Лбищ, кажется. Так или нет?
— Вроде так.
— Не вроде, а точно. Я мальчишкой ходил в Семизарово. Целая компания нас тогда собиралась. Лесом любили ходить, обязательно чтобы среди деревьев. Хотя дорогой-то, конечно, ближе, а мы через лес перли. Интересное там. Всякую ягоду собирали, грибы, картоху на костре пекли.
— Не в лесу ли уж картоху-то набирали? — усмехнулась бабушка Марья.
— Зачем в лесу, — махнул рукой Трофимов. — Да там ее вокруг такая прорва. Кругом же поля — выходи и набирай. Никто не сторожил. Да и много ли нам надо было? А захотел напиться — вода рядом. То ручеек какой, то родничок. Сладкая водица в лесу. Ты скажи, откуда она такая сладкая? Может, от ягод и разных трав такая делается, а?
— Может, от ягод, — проговорила бабушка Марья.
— Пьешь, бывало, и не напьешься.
Бабушка Марья поставила чугунок в печь, вытерла влажный лоб, посмотрела на старика внимательно.
— Чего это ты про лес сегодня вспомнил? Уж не собираешься ли переехать туда на жительство!
— Нет, не собираюсь, — буркнул Трофимов после небольшой паузы и покрутил пальцем вокруг своего лба. — Тут соображать надо, что к чему. Если ему, к примеру, — он сделал движение рукой в сторону горницы, — до леса добраться, то, считай, он у своих. Я тебе точно это говорю. До Москвы можно дойти лесом, если, конечно, с умом действовать.
Читать дальше