Лео Кесслер - Стальные когти

— Глубина линий обороны в местах сосредоточения войск Центрального и Воронежского фронта составляет от 120 до 170 километров.

Эта громадная цифра произвела сильное впечатление даже на закаленных офицеров СС. Но Кремер, точно не заметив их вытянувшихся лиц, спокойно продолжал:

— Русские вырыли в общей сложности 5 тысяч километров траншей и окопов и установили 400 тысяч мин и противотанковых фугасов. На один километр фронта у них приходится до 2400 противотанковых и до 2700 противопехотных мин. Это в шесть раз превышает плотность минирования во время битвы под Москвой и в четыре — под Сталинградом. Русские также уделили огромное внимание организации противовоздушной обороны. Согласно данным военной разведки, у них в этом районе сосредоточено 9 дивизий ПВО и 40 полков…

— Хватит, хватит, — поморщился вдруг Зепп Дитрих. — Кремер, ты что же, хочешь испугать всех нас?

— Я просто излагаю факты, — ответил начальник штаба.

— Факты! — фыркнул Дитрих. — Настоящие солдаты не должны позволять фактам гипнотизировать себя. Иначе они никогда не осмелятся перейти в атаку. — Командир дивизии обвел глазами выстроившихся перед ним офицеров и ухмыльнулся: — Господа, раз я ознакомил вас всех с планом предстоящих боевых действий, а Кремер рассказал о системе обороны русских, которую нам придется преодолевать, я предлагаю на этом закончить. Теперь пусть каждый боец займется тем, что обычно делает перед боем всякий солдат — хорошенько напьется и переспит с ядреной девкой, если только сможет.

Он повернулся к адъютанту и рявкнул:

— Принести шнапс!

В помещение вбежали одетые в белую форму официанты с серебряными подносами, на которых были расставлены запотевшие рюмки с охлажденным шнапсом. Они быстро раздали его присутствующим офицерам.

Зепп Дитрих высоко поднял свою рюмку.

— Господа, выпьем за успех операции «Цитадель»! — проревел он.

— За успех операции «Цитадель»! — хором откликнулись офицеры.

Одним глотком они опорожнили свои рюмки. В следующую секунду помещение наполнилось звоном разбиваемого стекла — по традиции, все швырнули пустую посуду в камин.

Фон Доденбург потряс головой, пытаясь сфокусировать зрение. Когда это ему наконец удалось, он увидел, что по всей комнате разбросана одежда Карин. На полу валялись ее белые трусики и юбка, а свитер свешивался с изголовья кровати.

Повернувшись, он увидел, что сама Карин безмятежно спит рядом с ним. Видимо, во сне ей стало жарко, и она откинула одеяло, как это порой делают маленькие дети. Но в обнаженном теле девушки уже не было ничего детского. В глаза фон Доденбургу бросились пленительные округлые очертания ее полной груди, крутые бедра и темный пушок между ногами. Все это наглядно свидетельствовало о том, что она — женщина, вполне сформировавшаяся женщина.

Вчера, когда Шульце привез его из Билефельда после совещания у Зеппа Дитриха, то Карин, ничуть не колеблясь, схватила его за руку и сама увела в свою спальню. Там она, не давая фон Доденбургу опомниться, принялась дрожащими от желания руками срывать с себя одежду.

После этого они занимались любовью почти всю ночь, точно она никак не могла удовлетворить ту страсть, которая переполняла все ее юное гибкое тело. В конце концов фон Доденбург не выдержал и взмолился о том, чтобы она дала ему хоть немного поспать. И, несмотря на ее горячие возражения и слезы в ее глазах, он заснул и уже не помнил ничего.

Карин открыла глаза, увидела его и обвила его шею своими сильными руками.

— Поцелуй меня, — попросила она. Ее губы были слегка потрескавшимися после жгучих ночных ласк.

Он поцеловал ее. Но в его движении не было настоящей страсти, и Карин сразу почувствовала это. Она отодвинулась и пристально посмотрела на Куно, затем откинула со лба густую прядь белокурых волос.

— Что случилось? — Ее голос был спокоен и вполне трезв.

Он пожал плечами.

— Понимаешь, Карин, все это как-то неправильно… нехорошо. Ты же все-таки школьница. А я взрослый офицер СС. Я… — Он неловко замолчал, не в силах подобрать нужные слова, чтобы выразить свою мысль.

— Куно, ну неужели ты думаешь, что у меня до тебя не было мужчин?

— Ну конечно, я так не думаю. Но что, если твой отец заметит, как мы с тобой…

— Не беспокойся! — воскликнула она. — Ему в принципе все равно. Все, что его волнует, — это как набить собственные карманы и закатиться в гости к еврейским шлюхам в старом городе, которые беспрекословно обслуживают его и делают все, чего только не продиктует его фантазия, чтобы лишь он не распорядился отправить их в концентрационный лагерь.