Владимир Конев - Герои без Золотых Звезд. Прокляты и забыты

Весь мой побег — это инсценировка, которую нетрудно было разгадать. Это был жест отчаяния, наверное, глупый, но мне надо было привлечь к себе внимание. Да, чтобы предстать перед трибуналом. Я думал, что там меня услышат все. Грязные дела этого мерзавца скрыть не удастся. Когда меня привезли на Лубянку, на первом же допросе я все сказал… И все остальные показания давал, находясь беспрерывно в карцере.

— В лагере вы занимались антисоветской пропагандой? За это вас осудил военный трибунал.

— Вся пропаганда заключалась в том, что я рассказывал свою историю товарищам по несчастью. И мне дали еще 25 лет.

30 декабря 1953 г. Щирова возвратили в Инту. 11 февраля 1954 г. Генеральный прокурор СССР РА Руденко внес протест на решение Особого совещания по делу С. Щирова. В протесте говорилось, что следствие велось под руководством Абакумова и Комарова, осужденных по делу Берии, что Щиров не был допрошен в более конкретной форме о причинах, толкнувших его на преступление, и вопрос о преступной роли Берии в его судьбе был обойден.

17 февраля 1954 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР пересматривает его дело и снижает меру наказания до пяти лет. 5 марта того же года, по амнистии его освобождают из-под стражи со снятием судимости. Но награды не вернули. Спустя некоторое время он объявился в Москве. Софья Иосифовна с ним была уже разведена и вышла замуж за другого. Его даже не пустили на порог квартиры. Приютили на некоторое время друзья-фронтовики. Тогда же в бюро пропусков Главного штаба ВВС корреспондента «Красной Звезды» А. Голикова окликнул какой-то человек в засаленной кепке, старом офицерском кителе. Серые в полоску брюки были заправлены в солдатские кирзовые сапоги.

— Не узнаешь? — спросил он. — Я же Сергей Щиров. Вот хотел к бывшим сослуживцам заглянуть, да видеть они меня не хотят. А ведь я уже не враг народа.

Корреспондент пригласил его к себе домой, но Щиров наотрез отказался. Зашли в какую-то харчевню, чтобы пообедать, поговорить и выпить за встречу.

Щиров сильно сдал за эти годы. Лицо в морщинах, землистые щеки ввалились, и только когда улыбался беззубым ртом, по-прежнему щурил усталые, какие-то пристывшие глаза. И улыбка от этого получалась страдальческой, вымученной. Говорил тихо, почти шепотом, все время боязливо озираясь.

Когда Голиков спросил, чего он боится, Сергей ответил:

— У них везде есть уши. Они все могут!

Щиров решил уехать к родным. Однополчане собрали деньги на дорогу. Он послал предварительно телеграмму. На вокзале его встречала тетя Елена Никифоровна Подвигина. Она, конечно, знала о его подвигах во время войны и гордилась племянником. Но, увидев его, ужаснулась: «Боже мой! Сережа! Что случилось?» Перед ней стоял старик с бледным в морщинах лицом, одетый в разномастную и видавшую виды одежду. Он прибыл в Акимовку с одной лишь справкой об освобождении.

Не имея никакой другой специальности, кроме пилота, Сергей устроился работать в родном селе фотографом. Написал лагерные мемуары, с которыми ходил в издательства и редакции местных газет. Конечно, никто не брал на себя смелость их опубликовать. До XX съезда КПСС был еще целый год.

На почве пережитого у него развилась психическая болезнь — «спорадический психоз», которая быстро прогрессировала. Он пишет в Москву довольно странные письма о восстановлении своего честного имени. Требует полной реабилитации, просит признать его «жизненное право на исторический образ большой любви и чести», восстановить эту честь в торжественной обстановке, взыскать с МВД и Прокуратуры СССР 25 миллионов рублей — «за непризнание моего исторического высоконравственного, благородного поступка». Летчика помещают для лечения в больницы городов Одессы и Казани. В последней из них он и умер, немного не дожив до сорокалетия.

Его боевые товарищи из Совета ветеранов и однополчан 16-й авиадивизии Юго-Западного фронта ЯЛ. Мороз, А.Е. Грошев, В Г. Котов и другие долгое время вели борьбу за посмертную реабилитацию Щирова. В сентябре 1988 г. Верховный Суд СССР на своем пленуме рассмотрел протест заместителя Генерального прокурора СССР А Катусева. В нем, в частности, говорилось: «Проверкой установлено, что действительно в 1944 г. начальник личной охраны Л.П. Берии — полковник Саркисов, увидев на улице жену Щирова, завлек ее к Берии в особняк, и там Берия принудил ее к сожительству, после чего неоднократно вызывал к себе в течение 1944–1949 гг.». Далее: «Нахожу, что при изложенных обстоятельствах Щиров необоснованно признан виновным в измене Родине, его действия не образуют состава преступления».