6 сентября того же года Щирова допрашивает в Москве следователь Морозов. Следствие набирало обороты, стараясь найти в прежних поступках подследственного следы большей вины. Припомнили Щирову случайную фронтовую встречу с французскими летчиками полка «Нормандия — Неман» в 1943 году и совместную встречу с югославским летчиком Литвощаком в ЦЦКА Нового, 1946 года. По версии следователя эти встречи могли толкнуть Щирова на путь измены Родине.
Припомнили летчику и связь с польской студенткой, которая училась в экономическом институте в Ташкенте. Однажды летчик хотел прокатить ее на Ут-2, но дежурный поднял тревогу, и ему не разрешили взлет. Из этого был сделан вывод, что уже тогда летчик имел намерение улететь с ней за границу. Хотя, чисто технически на Ут-2 дальше Ташкента улететь было невозможно.
Всплыла на следствии и давняя история, когда после вечеринки в Москве одна из девушек написала главкому ВВС дурацкое письмо, что будто бы во время воздушного парада Герой Советского Союза подполковник Середа собирается на своем истребителе врезаться в трибуну Мавзолея. Тогда от участия в параде Середу и Щирова, который также был на этой вечеринке, на всякий случай отстранили.
Обвинительное заключение от 25 октября 1949 г. звучало кратко: «Будучи враждебно настроенным к ВКП(б) и Советской власти, пытался изменить Родине, совершить побег за границу».
В тот же день старший следователь по особо важным делам МТБ СССР майор Левшин составил постановление, в котором предложил Щирова как изменника Родины направить в особый лагерь. Особое совещание при министре ГБ СССР назначило срок заключения — 25 лет.
Щирова ждал Воркутинский лагерь. Трагическая судьба Сергея Щирова продолжает волновать многих людей. Старшая сотрудница Воркутинского краеведческого музея. Т. Котик недавно разыскала его личное дело. Примерным арестантом Щиров не был. Этот человек уже ничего не боялся. В личном деле сплошные донесения лагерного начальства о нарушениях лагерного режима и дерзостях. Он, можно сказать, не вылезал из штрафного изолятора. Некоторые из его надзирателей в своих донесениях приводили и крамольные высказывания заключенного, типа: «история повернется в другую сторону, и тогда мы вас будем судить». Но это, как говорится, лишь цветочки. «Контрреволюционеры Щиров, Ливнич, Китайское, Оксюч-Бакулин в середине 1950 года создают в лагере повстанческую антисоветскую организацию «Всероссийский народно-трудовой союз (.ВНТС)», — читаем оттуда. Как зафиксировано в приговоре, своей целью организация ставит «подготовку заключенных к вооруженному восстанию с последующим свержением существующего в СССР политического строя. Для осуществления этого заговорщики выбрали и специальную программу, составили воззвание к солдатам и офицерам войск МВД и обращение к гражданам России, в которых тоже содержится призыв к вооруженной борьбе против Советской власти. Эти документы распространялись и среди заключенных».
За создание, как следует из приговора военного трибунала, этой антисоветской организации Щирова осудили в 1951 г. снова на максимально возможный тогда срок наказания 25 лет с поглощением первого срока плюс пять лет поражений в правах. Высшая мера наказания в то время, на его счастье, была отменена.
После завершения судебного процесса по этому делу заключенного переводят в Минлаг, в Инту. Но и здесь летчик-бунтарь не смиряется со своим положением. Опять сыплются жалобы надзирателей и охранников. Здесь он остается до 1953 года.
13 августа 1953 г. в связи со следствием по делу арестованного члена Политбюро Л. Берии по указанию Главного военного прокурора С. Щирова этапировали из Речного лагеря в Москву. Он сидит в Бутырской тюрьме.
В личном деле сохранилось заявление Щирова с просьбой предоставить ему свидание с проживающей в Москве женой, а также с дочерью. И, хотя никаких пометок и резолюций на сей счет нет, но очевидно, что такая встреча повлияла на решение военной прокуратуры. Пересмотр дела заключенного Минлага Щирова занял около двух с половиной месяцев.
В декабре 1953 г. прокурор Г.А. Терехов{Терехов ГА — зам. Главного военного прокурора, полковник юстиции.}, начавший заниматься пересмотром дела, вновь допросил Щирова:
— Что толкнуло вас на столь безрассудный поступок?
— Я никогда не собирался изменять Родине. Выслушайте меня. Я говорил это следователям на Лубянке… Я хотел сказать суду, но суда не было… Я это сказал здесь, в лагере, перед военным трибуналом. Но ни слова нет в моем деле. Все мои показания о французах, югославах, полете с польской студенткой, разговоры с Казанцевым, пьянки с Середой — все это из меня выкрутили.
Читать дальше