Роман Кожухаров - Штрафники не кричали «Ура!»

— Черт, герр Хаген… черт, что это было?! — завопил Граабе. Вид у него был совершенно ошарашенный.

— Не знаю… — откашливаясь, прохрипел Отто. Известковая взвесь набилась в горло и ноздри и не давала дышать. — Черт… Наверное, противотанковое ружье. А может быть, саданули из сорокапятимиллиметрового орудия. Тогда наше дело худо…

Переведя дух, Отто поднял с пола пулемет. Он проверил фиксацию ленты и молча перекинул ствол обратно в свою импровизированную бойницу. Стрельбу он начал, еще не установив пулемет в стыке окна. Чтобы не дать русским опомниться.

Всего какие-то мгновения они пережидали, укрываясь, ответную стрельбу, а картина боя в кирпичной раме проема совершенно изменилась.

Дом, где русские организовали пулеметное гнездо, горел. С дальнего конца улицы двигался средний танк русских. Он прорывался наискось, прямо через дворы, пробивая стены домов, как картонные коробки. Ствол его пушки был повернут в сторону садов.

Пока она молчала. Деревья насквозь расстреливал танковый пулемет.

Значит, по ним стрелял кто-то другой. Вряд ли после его выстрела от Хагена и Граабе что-то осталось. Легкую «сорокапятимиллиметровку» Отто заметил не сразу. Ее зеленый щит скрадывала еще не порыжевшая зелень придорожных кустов в самом конце улицы. Но вот артиллерийский расчет русских решил подобраться поближе. Они, видимо, остались недовольны результатом своего первого выстрела. Четверо быстро развернули пушку и покатили ее вдоль по улице: двое — на манер лошадиной упряжи, а двое — толкая за ствол и бронированный щит. Вот еще двое солдат выскочили из придорожной канавы. Вцепившись в цевье, они помогали катить орудие по грунту.

Отто почти не выцеливал. Он только поймал передних бегущих в кругляшок прицела. Очередь стройно преодолела метров четыреста, а потом пули ушли вразлет влево. Но Отто, не снимая пальца с гашетки, скорректировал положение ствола. Те, что тащили пушку спереди, упали одновременно. Будто их скосило. Из оставшихся один укрылся за щитом, а второй отполз в канаву.

Отто выпустил по «сорокапятке» почти всю ленту. Двое вторых тоже не подавали признаков жизни. Наверное, он выкосил плотным огнем и их.

— Вот так… — выдохнул Хаген.

— Отто, смотри! — Генрих затормошил его за рукав. Он испуганно показывал пальцем в проем.

Танк дошел до дороги буквально несколько метров. Вдруг он приостановился. Экипаж, видимо, засек, что сотворил немецкий пулеметчик с расчетом артиллеристов. Башня медленно развернулась, нацелившись прямо на Отто и Генриха.

— Отто… — успел прошептать Граабе. Раздался оглушительный выстрел. Оба присели на корточки, обхватив каски руками. Мощный взрыв вырос за их спинами, прямо на площади. Мимо.

Отто выглянул в проем. Танк уже развернулся. Теперь он надвигался прямо на площадь. Он шел напролом, вдоль улицы, подминая и давя заборы и плетни. Черный глаз ствола словно приклеился к Отто. Он вдруг ясно почувствовал, спинным мозгом ощутил, что следующий выстрел будет точным попаданием в цель.

— Бежим! Скорее бежим! — Хаген резко поднялся на ноги и метнулся к лестничному пролету.

Он не видел, успевал ли за ним Граабе. Между звуком выстрела и тем, что случилось потом, прошло не больше секунды. Но для Отто эта секунда показалась бесконечностью. Время словно остановилось после того, как протяжный хлопок танковой пушки достиг ушей Хагена.

Лестница, ступени, обрывающиеся метра за два от пола… Инерция движения спасла Отто. Он даже не успел принять решение — прыгать ему или нет. Оглушительный треск и грохот раздались прямо у него за спиной, и неодолимая сила, подхватив его, бросила вперед и вниз, как порыв ветра — парашютик одуванчика. Эта сила, толкнувшая в спину, обернулась вдруг ночным котлованом, в котором они с Ульманом тащили израненного лейтенанта. Какие-то шальные, не идущие к месту мысли молниями запрыгали, засверкали в мозгу Отто. Он даже успел подумать о том, что так и не узнал от Ульмана о судьбе девушки, научившей того русским словам. «Надо обязательно расспросить об этом Ганса», — подумал Хаген. И в этот момент котлован, черный, как уголь, вдруг опрокинулся и накрыл его с головой…

Андрей своими глазами видел, как немецкий пулеметчик расстрелял артиллерийский расчет. Они с Сафроновым залегли в канаве, у самой дороги. Не надо было им «сорокапятку» выкатывать на середину улицы.

— Уходите!… С улицы уходите!… — кричал им Аникин. Но огонь такой плотный — не высунешься. Командир у них был уж очень горячий. Чернявые волосы выбивались из-под фуражки, и лицо смуглое — видать, кавказских кровей. Андрей даже лейтенантский ромбики у него успел разглядеть. Артиллеристы выкатились вслед за танком, неожиданно. И в самую гущу боя угодили. Из огня — в полымя. Тоже наверняка действовали в соответствии с приказом «Провести разведку боем».