Свен Хассель - Фронтовое братство

Вошли двое здоровенных людей в черных мундирах.

— Отправьте эту тварь в трибунал, — прошипел Билерт и указал на Эвальда, стоявшего с клацающими зубами посреди комнаты. Он шатался так, что казалось, вот-вот упадет.

Здоровенные эсэсовцы подошли к Эвальду, взяли его за руки, и один сказал с леденящим дружелюбием:

— Пошли, малыш.

— Нет, нет, — закричал Эвальд, — вы не можете так поступить со мной, бригадефюрер. Я всегда послушно исполнял все, что вы требовали. Я буду делать все, что захотите!

Билерт засмеялся.

— Я ничего не хочу от тебя, мразь. Хочу только больше не иметь удовольствия видеть твою гнусную рожу.

Эвальд завопил, как одержимый. Он, никогда не жалевший других, теперь сам попал в переплет. У него хватило дурости упомянуть Дору в предыдущем доносе, а Билерт был ее покровителем.

— Принесите ему мундир, и он отправится на фронт с первым же транспортом.

Вот почему Эвальд в форме без погон и эмблем на петлицах шел, крадучись, вдоль поезда. Билерт не удовольствовался просто отправкой его в штрафной полк, он отправил его в штрафной учебный батальон № 919 в Брест-Литовск.

Если б Эвальд догадывался, что его ждет, то, наверно, сразу же удрал бы и скрывался в Гамбурге. У него было больше возможностей уцелеть в положении дезертира, чем солдата самого печально известного подразделения в вермахте. Новичков там всегда встречал штабс-фельдфебель Нойринг и говорил:

— Небось, думаете, у вас есть возможность спасти шкуру здесь, в девятьсот девятнадцатом батальоне, но ошибаетесь. В одиннадцать пятьдесят пять вы получите в соответствии с уставом пулю в затылок.

По платформе носились полицейские вермахта с поблескивающими на груди жестяными значками. Выкрикивали угрозы многочисленным солдатам, которых никак не могли загнать в вагоны.

Легионер обнял Дору и прижал к себе.

— Bon, Дора, мне пора. Эта война не может кончиться благополучно без капрала Второго полка Иностранного легиона Альфреда Кальба. Что, если Гитлер одержит победу? Тогда нам несладко придется.

Дора прижалась к Легионеру. Ее большой бюст закрыл его узкую грудь. Нашла губами его губы. И держала его так, словно не хотела отпускать.

— Альфред, — прошептала она. — Ты вернешься!

То был не вопрос. То была молитва. Крик, чуть ли не повеление Богу. Легионер не должен был погибнуть, пасть за нелепое дело.

Он кивнул и выдавил легкую улыбку.

— Я вернусь, Дора. Клянусь Аллахом, вернусь! Иваны не смогут убить французского капрала из La Légion Etrangére. Кабилы [114] Народ группы берберов в горных районах Северного Алжира, мусульмане-сунниты. — Прим. ред. уже пытались.

— Альфред, ты должен мне писать! Каждую свободную минуту! Я с ума сойду, если от тебя не будет вестей!

Она ухватила его за шею и поцеловала так неистово, что испугалась сама. Ей казалось, что настал конец эпохи.

Она плакала. Слезы струились по щекам, оставляя борозды в толстом слое пудры.

— Посадка заканчивается! — орали полицейские вермахта. — Поезд отправляется. Двери будут заперты. При посадке держать наготове маршрутные предписания и отпускные документы! Бегом! Бегом!

Легионер медленно пошел к вагону. В двери остановился.

Дора погладила его по худощавому, изуродованному лицу.

— Прощай, девочка, — хрипло произнес он.

Она изогнула губы в вымученной улыбке.

— Нет, мой марокканец, не прощай. Au revoir! [115] До свиданья! (фр.). — Прим. пер.

Он засмеялся.

— Правильно, au revoir. Скоро увидимся!

Малыш швырнул в открытое окно свой рюкзак. За ним последовал картонный ящик с тремя батонами кровяной колбасы, буханкой ржаного хлеба и двумя бутылками шнапса.

— Осторожнее, слабаки! — крикнул он. — Тяжелые боеприпасы для стрельбы в сортире!

И снова ринулся в объятья Линкора; та оторвала его от земли и поцеловала.

— Будь осторожней, здоровенный медведь, и возвращайся, — прорычала она низким басом. — Тогда мы сможем пожениться и завести детей — двадцать три штуки, таких же уродливых, как ты.

— Черт возьми, — засмеялся Малыш, — это будет лучшим делом моей жизни! Господи, как я жду поражения в войне! Двадцать три курносых ребенка, святые угодники! Мы зачнем первого в стоге сена, — весело прокричал он. — Я всегда хотел поваляться в сене. Тебе нравится его запах?

— Поросенок, — сказала Линкор своим мужским голосом. — Зачинать наших детей в коровьем корме? Такие вещи делаются в постели с чистыми простынями, а не в хлеву или в поле. — Звучно поцеловала его в щеку. — Поверь, ты станешь у меня воспитанным, варвар.