На обратном пути наша вихлястая троица встречает прогуливающуюся по дорожке госпитального сквера парочку: Гарагян с медсестрой Леной.
Я познакомился с Леночкой на следующий день после прибытия в госпиталь: она брала у меня кровь для анализов.
— По-моему, вам это лишнее, — сказала она мне тогда, — И так видно, что у вас желтуха: белки можно смело назвать желтками. Интересно, вы везде такой желтый?
При остром случае болезни Боткина человеку не до куртуазности, и я оставил без ответа ее сомнительную остроту. И впредь старался избегать встреч с этой чересчур уверенной в себе девицей. А тут, смотрите-ка, Вагон добился на этом фронте больших успехов…
— Слышь, Андрюха, — Путеец сопит у меня за спиной с ведром, полным кашей. На свежем воздухе он уже отошел от дури и даже захотел пофилософствовать, — Почему бабы чаще всего на всякую сволочь западают, а? Любому мужику, пообщайся он с этой вагонной шушерой пару деньков, сразу будет видно, что это за овощ. А бабы не видят. У них что, мозги по-другому устроены?
— А ты у своей жены не спрашивал?
— Не успел, — возмущенно звякнул крышкой ведра Сашка, — Мы с ней вообще ни разу о нормальных вещах не говорили. О чем с ней говорить? В башке у катьки всего одна извилина, да и та только мечтами о шмотье забита.
— Ну, сам выбирал — вставил я фразу в Сашкин монолог, — Кстати, почему только шмотками? А мужиками?
— Мужики для нее были только прямым каналом для получения шмоток.
— Каким-каким каналом? — встрял Картуз, — Прямым? Это в каком смысле? Она чо, любила через зад, что ли?
— Ты, уркаган, вообще молчи! — оборвал его Путеец, — Что ты в своих «зонах» видел, кроме решетки и педиков? Вскормленный в неволе орел молодой.
— Слушай, ты, падла… — завелся с пол оборота Мишка, — Я сейчас тебя вот этим ведром… Да ты у меня его в одиночку схаваешь. Без хлеба.
— А пупок не развяжется?!
— Хватит! — оборвал я зарождающуюся ссору, — Детишки малые. Харчи разольете, в родные роты отправлю!
Естественно, я не имею права отправлять своих помощников в их части. Однако упоминание о неминуемой каре за лишение ужина целого госпитального отделения в полсотни человек разводит ребят по разные стороны ринга.
Мне, конечно, на отправку в часть наплевать, поскольку дембель и в Африке дембель: какая разница, где его дожидаться — в части или здесь? Но Мишке в свою пустыню ехать не хочется. Поэтому «Робин Гуд из Волгодонска» возмущенно сплюнул в сторону и замолчал.
— Ну что, Андрей, — не унимался Путеец, — Почему бабы на всякую сволочь западают, а?
Мне почему-то не хотелось развивать эту тему. И я ответил Сашке:
— Ты сам уже на этот вопрос ответил. И вообще, чего ты ко мне прицепился — самого умного нашел? Отвянь.
— Такая красивая бикса, и болтается с таким придурком, — удивленно пробормотал себе под нос Путеец и «отвял».
Действительно, чего тут говорить: чужая душа — потемки. Хотя этот разговор не был случайным. Для моих бойцов уже не является секретом, что на самом деле представляет из себя наш старшина отделения. Нет, я не рассказал ребятам о гарагяновской «службе» в роте — он и в госпитале успел наследить.
Для нас, входящих в круг «центральных» фигур отделения, не является тайной, что Вагон обзавелся гражданской одеждой и ходит регулярно в самоволку в город. Там он, предварительно собрав деньги со всех желающих, добывает водку и анашу.
Я не моралист и мне наплевать на бурную деятельность Гарагяна и тех придурков, что травят свою желтушную печень паршивой азиатской водкой. Моей столовской братии — тоже. Они бы и сами не прочь вкусить этих запретных удовольствий, да денег нет, а в долг Гарагян не дает. Продавать что-либо из казенного имущества, чем балуются некоторые олухи у нас в госпитале, своим я категорически запретил: насмотрелся в свое время на этот бардак в Афгане и второй раз наблюдать за ним уже здесь мне не хочется.
Нас разозлила совершенно другая история.
Откуда-то из дальнего гарнизона в госпиталь привезли очередного менингитчика. Здоровый, даже красивый парень, успевший послужить каких-то два месяца, был при смерти. В реанимации его откачали слегка, затем переправили в наше отделение, в отдельную палату.
Наша команда тащила носилки с пацаном по узкому лестничному пролету на второй этаж и Светлана тогда сказала мне, что этот случай довольно тяжелый, и если парень выживет, то останется дауном. На глазах Светы, наверняка повидавшей немало, на глазах блестели слезы: от таких известий кого хочешь покоробит: Да и по мне, уж лучше пулю в башку, чем так…
Читать дальше