Артур Черный - Мир Всем Вам.

Мы вернулись сюда воевать, а вся наша война свелась к ковырянию в отбросах прошлого: к никчемным зачистках, к бестолковой бумажной рутине, да к нездоровым упованиям на воскрешение несметных бандитских полчищ. Побитым легионам которых мы были бы рады, как старым друзьям.

Кто там играет тревогу? Неужто в сражение?!.

Ребята, к оружию!!!

Нет. Это только зачистка. Кончилось время атак. Плачь, воин.

…Зачистка 56-го участка.

Мы снова здесь, в диком лесу на южной окраине Грозного. Ползем по дороге, где не знают своих берегов темные лужи воды. Волочимся по жидкой грязи в разбухших свинцовых ботинках, с заледеневшими ногами и мокрыми лбами. Сегодняшней ночью лил дождь и теперь не отыскать брода на этой дороге. Мы материмся, падаем в колею, и не можем припомнить, что за дьявол выдумал эту зачистку. И никто не верит, что на дворе декабрь, а не апрель.

Потеряв дисциплину, забыв всякий строй, тянется наша колонна. Где-то позади катятся БТРы, за ними едва плетутся грузовики. Хорошо, что отсюда не видно ни тех, ни других, — не так обидно тащиться по глине пешком. Мы с надеждой взираем на лес. Скоро начнутся дома, и будет повод оставить дорогу.

Что ищем мы на этой зачистке, не видит и бог. Вчера была точь в точь такая же, да только в другом районе. А перед ней еще одна, а перед одной еще тысяча… И так целую жизнь… Мы устали… Когда кончатся эти дни?..

Впереди маячат дома… Мы делимся группами и, бросив дорогу, поднимаемся на обжитые в прошлом холмы. Здесь не на что таращить глаза. Жизни, что ищешь тут, не найдешь. Заброшенные развалины, голые и пустые, покрыты синими пятнами плесени, засыпаны мятыми листьями, и черны от многих ожогов. Упали до самой земли потолки, посыпались в дом высокие стены, завалились за печи остывшие трубы. Разбежались по местным кладбищам да по целой России, по родственникам и тюрьмам, подраненные да пограбленные хозяева. Пропали, как своим ходом утопали в чащу, заборы, сараи и бани. И лес, подступивший к руинам лес, свободно вошел в каждую комнату, легко передвинул поставленные границы.

Группы расходятся по лесу, встают у руин, возвращаются на дорогу, вновь дробятся на части, опять поднимаются в лес. Некуда спешить. Сегодня не будет боя, и никому не пригодится оружие. Из-за того дерева не выйдет на тебя бородатый, а на этой поляне не отсекут твою голову. Ты опоздал на это место вчера, когда по шеям ходили ножи, и явился только сегодня, когда упала в цене голова. А еще ты явишься завтра, когда станут сказкой вчерашние зверства. И еще послезавтра, и на следующий год… Ты вряд ли уйдешь отсюда. У тебя впереди целая жизнь, имя которой — 56-й участок города Грозного.

Помнишь, друг?.. Осторожное, несмелое утро на южной окраине Грозного… Разбитые корпуса, над старым камнем которых плывут на север дымящиеся суда облаков; громадные, что не выстроить на земле, невесомые, что не падают с неба… Заброшенные дороги и тропы, где давно позабылись людские шаги. Где никто не шумит, кроме соленых зимних дождей. А погорелый дремучий лес с легендами давнего средневековья!.. Не по нему ли блудил выдумщик Данте, ушедший живым на тот свет? Не в нём ли грабил романтик Робин, задолжавший Скотту за славу?.. Не нам ли пели в нём соловьи, а остались одни вороны…

Помнишь, товарищ, эту странную сказку? Райские кущи 56-го участка: розовый аромат ружейного масла и неземной вокал девственной тишины. И мы не ангелы — боги в этих садах!

Слышишь, парень!!! Мы были самыми счастливыми смертными! Мы почти дотянулись с тобой до небес!

Райские кущи 56-го участка… Сидя на пне, курят два офицера:

— …«Зачем кричал?», — его спрашиваю. А он: «Со страху. И стрелял со страху». Так и попал ведь… Прямо в лицо очередь дал. А боевик тот, что нас на мушке держал, от крика его промазал…

— Так, кто на кого налетел?

— Да мы на него. Шли, по сторонам не глядели. Солдат бы не испугался — обоим хана.

— Награду за командира дали?

— Посмертно. Погиб он на следующий день. Хороший парень был, хоть и боялся порой…

— Жизнь тебе спас, — скупо замечает старлей.

— Да, не спас, а просто продлил, — устало находит майор.

Утек в небо табачный дым… Если бы просидеть у этого пня до нового лета… Чтобы сбросить, ни черта не греющую одежду, чтобы завтра не ползти в Черноречье, Войково и Мичурина, не чистить 20-й и 35-й участки, чтобы хоть однажды просушить сапоги… Но надо идти.

У какого-то корпуса вертится худая злобная псина. Она то и дело подскакивает к ногам и норовит схватить мокрой слюнявой пастью. На стук в окно выходит сиро одетый хозяин, прикрикивает на собаку, но ничего не может поделать.