Игорь Кольцов - Солнцеворот

— Ну а раз понимаешь, тогда давай, Виктор, все-таки надеяться на что-то светлое там впереди.

Он взглянул на часы, сверкнув на мгновение встроенной подсветкой, встал, опираясь о стену, и пошел к завалу. В свете лежащего на земле фонаря мелькнули его уже порядком изношенные берцы.

Старлей смотрел ему вслед, затаив дыхание, как будто боялся спугнуть удачу, которую Самарин должен был пригласить на званый ужин. Он потряс головой, прогоняя напрасные мысли. Да, действительно, надежда глупое чувство, способное увлечь своей наивностью, заставить верить во что-то эфемерное, сулить несбыточное.

Евгений выпрямился, выходя из заваленного прохода. Во мраке пещеры сверкала его белозубая улыбка.

— Ну, вот, — сказал он. — Там полная тишина. Видимо копать перестали, решив, что нас завалило по полной программе, и возиться из-за нас не имеет смысла. Предлагаю подождать до вечера и продолжить наши археологические раскопки. Согласен?

Ответить старлей не успел. Раздался настолько мощный взрыв, что ему показалось, будто лопнули барабанные перепонки. Сверху полетели обломки камня, посыпались песок и пыль. Самого Романова швырнуло на стену с такой силой, что захрустели ребра и в глазах заплясали яркие звездочки. В башке загудело так, словно он залез внутрь набатного колокола и раскачивается на языке во время подачи тревожного сигнала. Он не потерял сознания, но был сильно дезориентирован на некоторое время.

Когда Виктор пришел в себя, он почувствовал соленый привкус крови во рту, видимо, он прокусил губу. Правое плечо и правую сторону груди саднило дикой болью при каждом вдохе или движении. Фонарик горел тускло — его присыпало мелкими камешками и пылью, но он все же не погас. Романов, кряхтя, дотянулся до него, вытащил из пыли, протер кое-как стекло и осветил лежащего на земле в куче скальных обломков Самарина.

— Женька, — дрогнувшим голосом проговорил старший лейтенант, едва сам различая собственные слова из-за канонады в голове. — Женька, ты чего? Ты это прекрати. Слышишь, солдат?

Он попробовал встать на подгибающихся ногах, упал и тут же вскрикнул от страшной боли в плече. Рука не слушалась. Откуда-то выползла липкая, пугающая мысль: «Перелом!».

— Да, и хер с ним, с плечом! — рявкнул он сам на себя и пополз на трех конечностях к бойцу, стиснув зубы до скрипа, задавливая в себе чувство боли. Правая рука висела как плеть. Надо бы наложить шину, но некогда.

Он, напрягшись, держа фонарик зубами, скинул левой рукой базальтовый валун, лежавший на затылке Самарина. Голова Евгения вся была залита вязкой смесью крови и песка. Романов стал лихорадочно стаскивать обломки базальта один за другим, освобождая тело бойца из каменного плена. Наконец, когда последний крупный камень был сброшен, старлей с трудом перевернул рядового на спину.

Все лицо Самарина было черным от крови и пыли. Романов, прыгая на коленях через россыпи камней, добрался до единственного оставшегося котелка, в котором вместе с водой после обвала были песок и камень. Он метнулся обратно к распростертому на земле бойцу. Через мгновение струйка холодной грязной воды потекла на лицо Евгения.

— Давай, братишка. Ну, давай же! Приходи в себя. Не смей меня бросать одного. Слышишь?

Романов нанес несколько пощечин — без изменений. Наконец, он догадался послушать пульс и дыхание. Ни того, ни другого. Старлей начал суматошно делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, раз за разом приникая ко рту Самарина, колотя его в грудь, давя на нее одной здоровой рукой.

— Слышишь, скотина умная! Не смей меня оставлять одного! Женька!.. Сволочь, очнись!..

В течении десяти минут старлей бился за жизнь бойца. Бесполезно. Дыхание и сердцебиение Самарина не восстановилось. Он был мертв.

— Суки!..

Романов заорал во весь горло, словно вместе с криком он пытался изгнать из себя всё: свою боль, обиду, горе, вдруг заполнившие его до отказа, по самый колпачок и уже выплескивавшиеся наружу потоками слез. Только он услышал свой надорванный голос. Только замкнутое пространство пещеры ответило ему глухим безжизненным эхом. По щекам текли слезы. Самостоятельные. Независимые. Им ненужно было просить разрешение у хозяина. Им необязательно было указывать путь на лице, по которому течь. Им не было надобности в том, чтобы кто-то указывал норму количества соли выдавливаемой вместе с влагой из желёз.

— Суки!.. Суки!.. Чтоб вы все сдохли!..

Горло от крика уже саднило, он хрипел, с губ летели брызги.