Игорь Кольцов - Солнцеворот

Ее подруги и родители в один голос нам пророчили развод. А брат в свое время был настолько против наших отношений, что, узнав о предстоящей свадьбе, чуть не повесился. Ее приглашали на работу в Большой театр, в Мариинку, но я дурак, считал, что жена должна быть рядом с мужем, где бы он ни находился. Мне казалось, что я достоин того, чтобы рядом была такая женщина. Я гордился обладанием такого сокровища, и… Чуть не погубил ее.

Она, словно цветок без солнца, стала увядать, переехав ко мне в далекий уральский гарнизон. В доме перестал звучать ее радостный смех. Несмотря на лето, она была бледна и слабела с каждым новым днем. На все мои слова она лишь грустно улыбалась и прятала свои огромные синие глаза. По ночам она стала плакать, надеясь, что я не услышу, просыпаясь с огромными кругами от слез и недосыпания. А когда я уходил на службу, она включала в доме классическую музыку и бесконечно танцевала в нашей маленькой квартире.

Однажды я пришел домой, а она сидит на полу и плачет. Молча. Без всхлипов. Оказывается — сломала ногу. И вот тогда я испугался по-настоящему, осознав, наконец-то, что убиваю ее. Все те месяцы, что она была в гипсе, я не отходил от нее. Даже читал ей вслух ее любимого Грина. А она лежала, слушала и плакала.

А потом был развод. Вот и вся история.

— И ты ее отпустил? — прервал молчание боец.

— Да. Я выбрал не ту птицу. Если бы она осталась, она бы погибла.

— Жалеешь?

— Ее да, а себя… Себя, наверное, тоже.

— Значит, ты ее любил по-настоящему.

Романов промолчал, отпил из кружки остывший кофе и, оглядевшись по сторонам, отыскал глазами флягу со спиртом.

— Давай для сугреву брямкнем по рюмашке. Сколько там на часах?

— Уже около десяти, — ответил Самарин, протягивая командиру кружку.

Звонкие бульки разлетелись под сводами пещеры, оживляя ее, заставляя людей представить себя где-то далеко от сюда, там, где нет холода, едкого дыма от костра, трупов рядом и осточертевшей войны, и, чтобы закрепить в душе это ощущение, Романов произнес тост:

— Ну, давай, братишка. За то, чтобы мы выбрались с тобой из этой каменной жопы и вернулись домой.

Неразбавленный спирт огнем пронесся по нутру, сметая ураганом какие-либо мысли, оставляя лишь горечь во рту и желание жить. Зажевав галетами, Романов и Самарин прошли в «тамбур».

Романов сунул бойцу в руку фонарик, а сам начал потихоньку вытягивать верхний камень. Вдвоем в тоннеле не развернуться. Чем черт не шутит? Может, за ним пустота и не нужно будет столько копать. Раз — и на воле. Камень сорвался и упал под ноги, поднимая клубы пыли. Пустот за ним не оказалось.

— Знаешь, тост у тебя был правильный, — произнес Самарин, направляя свет на место раскопок. — Только вот домой мне ехать, совершенно не охота. Я имею ввиду, что если откопаемся и выберемся отсюда, уеду куда угодно, только не домой.

— А что так? — кряхтя, спросил старлей. — Дома же хорошо. Тепло, уютно и мухи не кусают. Живешь у родителей под крылом и в ус не дуешь.

— Это не про меня, — резко оборвал его Евгений. — Я для моих родителей, будто диванная собачка. Мне уже двадцать лет, а они меня по утрам до сих пор пытаются накормить манной кашей. В девять вечера я должен быть дома, гостей не приводить, в десять телевизор не включать. Куда пошел? С кем это ты там разговариваешь по телефону целых десять минут? Что это за Лена звонила тебе сегодня, пока ты был в институте? А ты знаешь, что может случиться, если ты будешь встречаться с этими девицами? И это до бесконечности. Отец чуть ли не каждый вечер мне читает лекции об опасности секса, мать о правильном питании и каждый день собирает мне пакетик с завтраком. Они стоят надо мной и проверяют, как я чищу зубы. Они приводят в дом психологов, чтобы те внушили мне правила поведения в обществе и оградили меня от «опасных» с их точки зрения связей. «Не делай такую прическу», «я же тебе велел поступать в МГУ на юрфак, а не в твои комедианты», «Женечка, сегодня праздник, как-никак первое мая, надень смокинг и бабочку. Я тебе их погладила. И завтрак твой в пакетике на столе», «Евгений, в следующий раз, если ты опоздаешь к ужину, можешь не приходить домой вовсе, и оставаться там, где ты находишься: нечего таскать в наш с мамой дом всякую заразу. Это немыслимо! Он пьет где-то в подворотнях, неизвестно с кем, неизвестно что, да еще, наверное, и совокупляется в антисанитарных условиях, можно сказать, на помойке, а потом весь этот букет мерзостей несет в эту квартиру. Между прочим, ты знаешь, с каким трудом мы получили эту квартиру?».