Иоганн Фосс - «Черные эдельвейсы» СС. Горные стрелки в бою

Сегодня, в данный момент, я более четко представляю себе то, как все происходило. Помимо политического и военного руководства Третьего рейха вся система СС, включая и войска СС, признана организацией, ответственной за военные преступления. Я не полностью понимаю все эти обвинения, но полагаю, что нас будут считать виновными за ужасные злодеяния военных лет, ставшие известными во всем мире. Члены этих организаций будут осуждены в соответствии с приговором международного трибунала. Теперь все приобрело строго официальный характер — мы признаны шайкой преступников.

Эта новость, напечатанная черным по белому, сродни удару, усиливающему вдвое то потрясение, которое вызвано фактами самих преступлений. Солдаты моей части были фронтовиками, добровольцами, верившими в правое дело и воинский долг, самоотверженно защищавшими свою родную страну. Разве можно представить себе большее оскорбление, чем посягательство на честь воинов, названных шайкой преступников? Разве можно приравнивать идеализм к звериной жестокости?

Это было в марте, на третий день нашего пленения, когда мы впервые испытали на себе презрение победителей. В течение двух дней мы находились в плену у одной из фронтовых частей армии США. (Много лет спустя я узнал, что это было подразделение американской 94-й пехотной дивизии. — Прим. автора.) Окруженные моим собственным полком, американцы и несколько наших солдат, которым посчастливилось остаться в живых, прятались от артиллерийского обстрела немецких войск, сидя в погребе какой-то фермы, делясь с американскими военными нашими скудными пайками, не уверенные в том, кто к кому попадет в плен на следующий день. Как только американцы прорвали нашу линию обороны, они с головокружительной скоростью переправили нас в тыл, где сразу же подвергли допросам. Прежде всего мы лишились внешних атрибутов нашей гордости: эмблем «эдельвейса», петличек и нарукавных нашивок с названием нашего полка. (Название нашего полка — «Рейнхард Гейдрих» — было присвоено нам в 1942 году, после того как Гейдрих был убит в Праге чешскими диверсантами. Гейдрих стал рейхспротектором Чехии и Богемии в 1941 году. До этого он возглавлял СД и активно участвовал в подготовке мероприятий по массовому уничтожению еврейского населения различных европейских стран. В свете этого в послевоенные годы название полка вряд ли могло быть источником солдатской гордости. — Прим. автора.) У нас также отобрали часы, а у меня лично — перстень-печатку с нашим семейным гербом. Это сделал американский офицер с бесстрастным, как камень, лицом.

После этого начались допросы. Меня вызвали в первую палатку. Допрос проводил человек, который говорил по-немецки бегло, с легким австрийским акцентом. Мои ответы записывались: имя, звание и — поскольку мои нарукавные нашивки были спороты, — название полка. Дело приняло крутой оборот, когда я утаил сведения о нашем местонахождении в последние недели и дни войны, наивно уповая на положения Гаагской конвенции, допускающей отказ военнопленного разглашать военную тайну. Это была неслыханная дерзость с моей стороны. Мой дознаватель начал кричать, что наши войска известны всевозможными зверствами и, в частности, расстрелами американских военнопленных. Права, определенные этой конвенцией, нами утрачены и существует много способов заставить нас говорить правду. Я услышал название Мальмеди и понял, что в этом местечке боевая группа 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» расстреляла группу американских военнопленных. Именно по этой причине они хотели знать, где воевал в те дни каждый из нас. На этом допрос закончился, и меня выпроводили из палатки, в которую тут же втолкнули следующего пленного, и та же самая процедура возобновилась.

Нас набралось десять человек. Нашу группу отвели в стойло какого-то сарая и велели построиться в одну шеренгу напротив кирпичной стены. Перед нами появились два охранника с винтовками наперевес. Резко прозвучали две команды: закинуть руки за голову и повернуться лицом к стене. Лязгнули затворы винтовок. Я подумал: «Таким образом нас хотят заставить отвечать на их вопросы. Они застрелят одного из нас и выжмут необходимые сведения из всех остальных. Такие сведения представляют для них большую важность, и поэтому убивать одного человека они не станут, потому что остальные девять превратятся в свидетелей нового военного преступления. Расстреляют ли они всех нас? Нет, вряд ли, это тоже не имеет смысла».