Дома он зажег фонарь, отыскал меня на сеновале, прикрыл шубейкой, погасил фонарь и зашел в избу.
А утром спросил:
— Ты где вчера был, Саша?
Я без утайки рассказал отцу о наших приключениях у трех осокарей. Отец сначала рассмеялся. Потом лицо его сделалось решительным и строгим:
— Если куда уходишь, надо сказываться, чтоб тебя не искали.
— А ты разве искал?
— Искал. — Сверкнул глазами отец. — И не только я. Татьяна все Слободы обежала. В школе была, а вас нигде нет.
— Хорошо, папа. Я буду сказываться.
Отец тронул меня за плечо:
— Сходи навестить Мишу. Татьяна озверела — чуть не угробила парня. Да возьми гостинца. Вчера я купил леденцов да белого хлеба.
Потрясенный сообщением отца, я прихватил гостинцев и сразу же поспешил к Шиловым, чтобы не опоздать в школу. Я застал больного лежащим под ветхим отцовским армяком. Лицо Шилова, сплошь в ссадинах и кровоподтеках посинело и распухло. Глаза полузакрыты. Губы дрожали. Я положил на подушку гостинцы, отделив несколько душистых леденцов Валентине, которая не отходила от брата и с нежностью гладила его белые, как овес, волосы.
В сенях послышались шаги. С подойником вошла Татьяна Федоровна и с порога накинулась на меня с упреками:
— Это ты его, рыжий бес, сманил.
Я почувствовал неловкость перед товарищем и считал себя виноватым, потому что вместе ходили к осокорям, а наказали одного, Шилова. В школе я сказал учителю, что Шилов тяжело болен.
Вечером пришел Федор Петрович и, узнав, в чем дело, пригрозил матери судом за истязание подростка. Татьяна Федоровна расплакалась и дала слово Федору Петровичу больше никогда не трогать сына и пальцем.
— Ну и как? Сдержала слово? — спросил Невзоров, перевернув страницу.
— Не только сдержала. С этого дня начала нежить его, потакала ему во всем. Несправедливо брала под защиту в перебранках с Валентиной. Одним словом, наказание не принесло Шилову пользы. Мне кажется, так…
— И как повел себя Шилов после этой истории?
— Как бы вам сказать поточнее, — затруднялся Ершов, почесывая затылок. — В общем-то, он стал каким-то замкнутым, осторожным. Присматривался к людям. Часто угадывал, когда Федор Петрович вызовет его к доске, когда состоится драка между враждующими учениками и кто победит.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил я его однажды.
Шилов промолчал. Как-то по дороге из школы мы
наблюдали за старушкой, которая выгоняла из огорода бодливую козу и не могла с ней справиться.
— Давай поможем бабке, — предложил я Шилову.
Оседлав животину, мы с торжеством выдворили ее на
улицу.
— Ой, спасибо вам, парнецьки! — благодарила старушка, закрывая калитку и провожая нас ласковым взглядом. — Дай вам бог здоровьича.
Шилов терпеть не мог чужого рогатого поголовья, но с любопытством следил, как та самая коза уже раздвигала рогами тычинник и настойчиво старалась проникнуть в другой огород, где была еще не убрана капуста.
— Ты смотри, что выделывает! "Ну, проклятущее племя! — сказал Шилов и замедлил шаг, будто вспомнил что-то забытое и не решался высказать, ожидая более удобного момента. Наконец он поравнялся со мной и почти шепотом предупредил меня: — Знаешь, что, Саша? Вы проследите за своей черной козой. Она может завтра подохнуть…
— Я с подозрительностью заглянул в его быстро мигающие глаза:
— Откуда тебе известно?
— Во сне видел. Влас Иванович втащил ее на мост и прирезал.
Предсказание Шилова сбылось даже во времени. Придя с работы, отец увидел черную козу, которая забралась под ступеньки лестницы и стонала, как человек. Бедное животное залезло туда умирать. Пришлось прирезать.
Когда разделывали тушу, нашли в ней какую-то ржавую колючую проволоку. Отец считал, что проволока каким-то образом попала в веники, лежавшие под навесом, и рогатая проказница решила ими полакомиться.
— Саша! — вскочил со стула старший лейтенант. — Это дело рук Шилова. Не иначе. Закатал в хлеб колючку и дал проглотить.
— Не знаю. Может быть, — с неуверенностью сказал Ершов. — Но вершиной проницательского подвижничества стал случай, который поссорил нас и привлек к себе внимание следственных органов.
— Даже следственных? — удивился Невзоров. — Любопытно. Послушаем.
— Слободская красавица Дунька в Ильин день пошла на лесные вырубки за малиной и не вернулась. Два дня искали ее и не нашли. И если б не слободской пасечник Олекса, никто не узнал бы, куда девалась Дунька. Рядом с вырубкой находилось болото. В жидкой трясине, прозванной "Черным омутом", он заметил Дунькину косынку, которая осталась на поверхности и, как живая шевелилась под струйками выходящего из глубины болотного газа.
Читать дальше