Виктория Дьякова - Досье генерала Готтберга

— Но ты женился на Дагмар не по любви, ты — бесчестный человек! — воскликнула Лиза. — Я знаю, ты руководствовался расчетом, зачем же ты теперь говоришь о чувствах? Ты женился на фирме ее отца.

— И что с того? — Руди пожал плечами. — Мне неизвестно, где ты наслушалась этой чепухи. Скорее всего, узнала от мамочек тех одаренных отпрысков, с которыми ты занимаешься музыкой. Но я удивлен, что ты прислушиваешься к сплетням, Лизи. Тебя извиняет лишь то, что ты очень мало живешь здесь, и тебя легко обвести вокруг пальца. Ты говоришь, я женился на состоянии фон Крайслеров? Но его не существовало. Дагмар и ее мать были нищими после войны. Их предприятия обанкротились, их пришлось частично отдавать во владение американцам. Земли, которыми когда-то владела семья, находились в Саксонии и Восточной Пруссии. Как ты понимаешь, они попали под власть большевиков и теперь, как говорится, принадлежат народу.

Дом на Альстере, который ты видела, разбомбили, все ценности разграбили, а что осталось — реквизировали англичане, потому что покойный барон фон Крайслер незадолго до кончины, в тридцать четвертом году, приобрел акции авиационного концерна, производившего «мессершмитты». После войны его вдова и дочь вынуждены были расплачиваться за последствия такого решения. Все предприятия фон Крайслеров были признаны «способствующими развязыванию войны» и соответственно поменяли бы владельца на английского или американского, если бы я не вмешался в это дело. Так что Дагмар фон Крайслер оказалась невестой отнюдь не богатой, даже нищей. Все ее приданое составлял рояль, также непригодный к применению, потому что во время бомбардировки Гамбурга в него попал осколок снаряда. Да, я женился на Дагмар. Иначе, как бы я мог действовать от имени фон Крайслеров, имея к их семье весьма далекое отношение. И за несколько лет вернул их семье благосостояние и положение в обществе, если не равное прежним, довоенным, то вполне сопоставимое. Если же говорить о чувствах, — он снял плащ и, бросив его на спинку кресла, сел напротив Лизы, — то ты должна понять меня. Я вырос в доме на Альстерштрассе, 38, там прошло мое детство, фрау Шарлота заменила мне мать, которая умерла страшно, она страдала психическим расстройством и покончила с собой у меня на глазах. Мне было четыре года. Фрау Шарлота взяла меня к себе. Несколько лет я почти не говорил, вообще никогда не улыбался. Она вернула мне радость жизни, я называл ее мамой. Я всегда думал о ней как о своей родной матери и даже не вспоминал настоящую. Посуди сама, мог ли я спокойно смотреть на то, что дом и парк, которые я любил с детства, разбиты бомбардировкой, что женщина, которую я любил как мать, сломлена горем, унижена, тяжело больна. А когда-то она была богатой и гордой. Ее собственный сын Генрих, старший брат Дагмар, погиб еще в Испании в тридцать шестом. Она спасла меня, и я не мог не прийти на помощь ей. Я посчитал своим долгом взять на себя все трудности.

— И во имя этого долга ты обманываешь ее дочь? — с горькой иронией промолвила Лиза и снова опустила голову. — Хочешь осчастливить мать несчастьем дочери? Ведь Дагмар любит тебя, это легко заметно.

— Да, она любит меня, я это знаю, — ответил он после недолгой паузы. — Это началось еще в детстве, когда она сначала относилась ко мне как к старшему брату. Потом — как к более взрослому другу, когда же она повзрослела, ее привязанность ко мне переросла в глубокое женское чувство. Вернувшись с войны, я тоже был одинок, и мы решили, что вместе нам будет легче. Я ответил на ее чувство. Если ты хочешь, чтобы я оставил Дагмар совсем, это невозможно, и ты сама теперь понимаешь, почему…

— Это невыносимо! — Лиза встала. — Это просто невыносимо! Пожалуйста, открой дверь, — потребовала она, едва сдерживая слезы, — дай мне ключи!

— Пожалуйста, — Руди недоуменно пожал плечами, — но ключи ни к чему, дверь открыта.

— Я ухожу, больше не могу, не желаю тебя видеть! Я не могу больше так жить. Скрываться, лгать — невыносимо! — она крикнула пронзительно, точно стрела пролетела сквозь сердце. Заливаясь слезами, выбежала из квартиры. Он не окликнул ее. Она сбежала по лестнице в холл — он промолчал и даже не пошел за ней.

Лиза пробежала мимо фрау Катарины, толкнула дверь на улицу — дождь разошелся, лил стеной. Не обращая внимания на погоду, Лиза бросилась сначала в одну сторону, потом — в другую, бежала, не разбирая дороги, в отчаянии и полном отсутствии смысла. Она не замечала сигналов светофоров, перебегая улицы перед идущими автомобилями. Глаза ее заливали слезы, она промокла насквозь, но словно ничего не видела вокруг.