Свен Хассель - Трибунал

— Я думала, тебе нужен кредит? — говорит, прищурясь Женя.

— Ты молодчина! — усмехается он. — Знаешь, как делаются дела в Советском Союзе. Когда буду отправлять этим свиньям в Мурманск донесения о жизни в нашей маленькой общине, я представлю тебя к званию Героя Социалистического Труда, чтобы ты смогла закатить нам большую вечеринку. Дело против тебя закрыто как несостоятельное! Ну, как насчет выпивки в долг? — Он снимает с головы фуражку и швыряет на стойку. — Теперь можешь говорить все, что угодно. Я уже не при исполнении! — Бросает фуражку в дальний конец зала. — Продолжай критиковать этих ублюдков в Кремле. Мадам, вы всегда откусываете член любовникам? — доверительным тоном спрашивает он Тамару. Пытается поклониться ей и шмякается на пол, уткнувшись лицом в плевательницу.

— Это все революционный заговор! — кричит из угла Степан Боровский. — Под конец революционеры всегда тебя обманывают. Они обещали мне совсем не то, когда я служил в Москве, а теперь эти лакеи капиталистов отправили меня сюда! Заговор, вот что это! Но Степана Боровского не обвести вокруг пальца. Погодите, вот встречусь я с немцами. Это заставит их немного подумать! Война идет для того, чтобы вознести меня на вершину. А иначе на кой черт идти мировой войне?

— Ты сам не знаешь, что несешь, — говорит Кирилл, опорожняя бутылку с долгим бульканьем. — Я здесь единственный, кто встречался с немцами. Это было во время малой войны в тридцать девятом году.

— На той войне немцев не было, — возражает Степан. — Только финские фашисты.

— Московский олух, — возбужденно рычит Кирилл. — Раз я говорю, что встречался с немцами, значит, встречался. Свастики у них были и в глазах, и на заднице, но я встречался и с финнами — это ненавистники коммунистов, кровожадные до невероятности. Им было все равно, кого убивать, мужчин или женщин. Они были дикими! Кромсали и кололи без разбору, пули вылетали у них из ртов и из задниц. Действовали они так, будто выскочили из материнского чрева с автоматами наготове и с ножами в зубах. А немцы, с которыми встречаешься на этой большой войне, в десять раз бешенее финнов. Ты не представляешь, какие они безумные, пока не встретишься с ними, и они убивают тебя так быстро, что глазом не успеешь моргнуть. Они режут на куски всех русских, которых встретят, — мужчин, женщин и животных!

— Убери свои вонючие лапы, — кричит Степан, замахиваясь на Кирилла. — Эти немцы узнают меня! Не станут окружать со своими автоматами и свастиками.

Он натягивает меховую шапку на уши, берет на ремень охотничье ружье.

— Пошли все к такой матери! Вы до того глупы, что разумному человеку невыносимо сидеть с вами в одной комнате!

С громким пением Степан, шатаясь, идет по широкой главной улице деревни. Ветер треплет его длиннополую меховую шубу, словно пытаясь ее сорвать. Степан натыкается на телефонный столб и отлетает в глубокий сугроб.

— Прочь с дороги, немецкое дерьмо! — бранится он. С громадным трудом вылезает из сугроба, хочет ударить столб, промахивается и снова падает в сугроб.

— Вот, видите! — гневно кричит он. — Всегда пытаются обмануть человека, который исполняет свой долг, но моему терпению пришел конец! — И с потоком гневной брани снова набрасывается на столб. — Паршивый враг народа, ты больше не ударишь меня по заднице. Ты уже долго стоишь здесь, ничего не делая. Следующий эшелон в ГУЛАГ — твой!

Тяжело дыша, с руганью, Степан продолжает путь к дому. Дойдя до него, не может найти дверь и вынужден обойти его трижды. По пути не ладит со старым забором и пинками разносит его в щепки. Найдя дверь, распахивает ее и вваливается в дом. Швырнув на пол шубу и шапку, пинает кота и трясущимися руками хватает бутылку.

— Я зол! — объясняет он печи. — До того, что мог бы разбивать кирпичи членом! — Делает большой глоток из бутылки. — Они всегда ухитряются обмануть тебя под конец, — доверительно объясняет он. — Ни за что не доверяй ни немецким фашистам, ни советским коммунистам.

Степан непонятно как ухитряется ступить в помойное ведро, и на него плещется грязная вода.

— Помогите! Спасите! Меня схватили немцы! — вопит он в ужасе и падает на пол с оглушительным стуком.

— Что ты делаешь, пьяная свинья? — спрашивает его жена, высунув заспанное лицо из спальни.

— …б твою мать! — рычит он. — На меня напали, женщина. Напали! Здесь, в моем служебном помещении!

— Кто на тебя напал?

— Немецкие собаки поставили капкан прямо в моей кухонной двери!