Женя протягивает ей полную кружку пива. Она жадно ополовинивает ее.
— В последний московский вечер, — мечтательно вздыхает она, — мы танцевали в ресторане «Прага» на Арбатской площади. Там играет лучший в мире цыганский оркестр. Бывала там? — спрашивает она Женю, которая с задумчивым видом почесывает между большими грудями.
— Меня посадили бы в кутузку, сунь я туда нос, — широко улыбается Женя.
— Я откусила ему мужское достоинство, — говорит Тамара с довольной улыбкой. — Это было его последнее траханье!
У Жени отвисает челюсть.
— Вот тебе на! Эй, слушайте, — пронзительно кричит она сквозь шум пьяной толпы. — Тамара Александровна откусила капитану Василию Синцову мужской орган!
— И как на вкус? — спрашивает Юрий с пронзительным смехом.
Григорий с большим трудом поднимается на ноги и несколько раз спотыкается по пути к стойке.
Михаил подает ему зеленую комиссарскую фуражку. Он торжественно застегивает на талии ремень с кобурой. Теперь все видят, что он при исполнении служебных обязанностей. Он с грохотом валится на стойку, разбив две бутылки.
Женя бьет его скалкой по голове.
— Григорий Михайлович Антеньев, вы пьяная свинья. Застегните брюки, здесь есть женщины. Вы сейчас не с оленихой!
— Дай выпить, — бессмысленно улыбается он. Выпивает залпом кружку пива, громко икает и съедает целиком две селедки. Проглатывает, как аист лягушку. Почесывает голову и с удивлением обнаруживает, что на ней фуражка.
— Товарищи, — кричит он звенящим голосом, — почему я здесь на службе?
Достает из кобуры наган, размахивает им. Раздается выстрел. Пуля пробивает меховую шапку Михаила.
— Осторожней, товарищ комиссар, — предостерегающе говорит он и грозит Григорию пальцем.
— Вы арестованы, — кричит Григорий, размахивая пистолетом. — Признавайтесь, черти, чтобы мы могли устроить большой судебный процесс! Не пытайтесь ничего отрицать! НКВД известно все!
Он берет с блюда большой кусок свинины и заталкивает в рот, будто французский крестьянин, набивающий сабо соломой. Пистолет падает в суп. Пытаясь вынуть его, Григорий обжигает руку. Рыча, дует на нее и подскакивает на одной ножке.
— Ты поплатишься за это, — неистово вопит он. — Ожог комиссарской руки никому не пройдет даром. Подумаешь над этим в ГУЛАГе!
Григорий грузно опускается на стул, ему так жалко себя, что он начинает плакать. Утирает лоб и снова обнаруживает, что на голове у него фуражка.
— Черт возьми, я при исполнении служебных обязанностей, — орет он, обвиняюще указывая пальцем на Соню. — Ты опять несла чушь перед своей иконой, святоша! Ну, погоди! В ГУЛАГе из тебя это выбьют!
Григорий, шатаясь, встает и спотыкается о ноги Федора.
— Мир — это куча дерьма! — стонет он, лежа на полу.
Юрий помогает ему подняться, он садится на узкую скамью рядом с чучелом медведя и заводит с ним разговор.
— Знаешь, кто ты такой? — обращается он к медведю. — Советская шваль, вот кто!
Пытается ударить чучело и снова падает. Какое-то время лежит на полу, злобно глядя на медведя, который отвечает ему взглядом стеклянных глаз.
— Товарищ! — говорит он со сдавленным смехом. — Давай устроим военно-полевой суд, слегка позабавимся! Выпить хочешь? — спрашивает медведя. Тот не отвечает, Григорий пытается ударить его ногой, промахивается и снова растягивается на полу. С трудом встает.
— Тетя Женя, два стакана «Московской». Рассчитаюсь в ближайшую получку!
— Не пойдет! — холодно отвечает Женя. — Ты мне уже задолжал годовую зарплату. Пропил все до копейки, а какая гарантия есть у тебя? Ты совершенно ненадежен, Григорий Антеньев. Если придут немцы, они повесят тебя с твоей зеленой фуражкой. А я думаю, что придут!
— Тогда мы разделаемся с ними, — говорит Григорий с беззаботным жестом.
— Ты замечательный советский комиссар, — сухо говорит Женя.
— Тогда дай мне выпить, — просит он. — Ты знаешь, как усердно я тружусь для победы!
— Изо всех сил, — фыркает Женя. — Ты знаешь, что будет с вами, комиссарами, если вы окажетесь побежденными!
— Все дело в евреях, — угрюмо говорит Григорий. — Эти крючконосые сидят в Америке и подливают масла в огонь. Знаешь, какой у них план? — шепотом спрашивает он.
— Снести тебе башку, — усмехается Женя, опуская на стойку секач, словно нож гильотины.
— Это часть их плана, — соглашается Григорий, осторожно ощупывая шею. — Они составили чудовищный план! — Он икает несколько раз и опорожняет кружку Михаила, которую тот оставил по недосмотру в пределах его досягаемости. — Они хотят, чтобы мы и нацисты перебили друг друга. Потом отправят кайзера Вильгельма в Берлин, а царя Николая — в Москву, чтобы положить конец тысячелетней народной власти. — Икает снова и пытается вылить в рот последние несколько капель из пустой кружки. — Знаешь, я получаю секретные сообщения из Москвы, — шепчет он с важным видом. — Ну что, будешь признаваться? — неожиданно кричит он, указывая на Женю. — Или хочешь подвергнуться усиленному допросу?
Читать дальше