Иван Поляков - Краснов-Власов.Воспоминания

При оценке этих взаимоотношений надо принимать во внимание, что если отпал такой важный фактор, как немцы, благодаря которым приказ Ген. Власова об устранении Ген. Краснова был поставлен под знак вопроса, то теперь сам собою устранился и второй фактор, т. е. Ген. Власов. Им на смену появился третий — англичане. Они поддерживали контакт только с Домановым, что он сам весьма ревниво охранял. Они вели с ним переговоры, ему давали нужные указания и тем самым, как бы, признавали его главным лицом в казачьей группе. Все это постепенно способствовало занятию Домановым, всеми правдами и неправдами, положения, совершенно независимого ни от Краснова, ни от Власова.

Вспоминаю, как однажды Петр Николаевич сказал мне, что хотел бы послать письмо командующему английской армией Ген. Александер, но не может найти верный путь, чтобы оно дошло по назначению. Написал ли он такое письмо и послал ли его и когда, я не знаю.

Согласно указанию англичан, штаб Доманова должен был переехать в Лиенц. Казачьи части и станицы надлежало разместить, как в городе, так и в ближайших его окрестностях. Накануне отъезда Доманова я встретился с ним и мы долго разговаривали. Он был в веселом настроении и полон радужных надежд на будущее. Доманов спросил меня, что я предполагаю делать. Я ответил, что пока остаюсь, в Кетчихе, где уже нашел себе комнату, а что будет дальше, знает один Господь Бог. Из дальнейшего с ним разговора я понял, что он, почти убежден, что казаки будут англичанами использованы для несения военной службы и, в смысле довольствия, приравнены к ним. Ни его несбыточные, с моей точки зрения, надежды, ни его доводы, не могли изменить мое крайне пессимистическое настроение;и я ему сказал: «Не сердитесь, Тимофей Ивнович, но на Вашем месте я бы отбросил эти иллюзии и поступил так: в особой докладной записке предложил бы английскому командованию полное разоружение полков и станиц, а также снятие военной формы и, во всяком случае, всех знаков воинского отличия. Затем, в виду огромной потребности в рабочей силе, для восстановления железных дорог и других объектов, доказал бы необходимость сформирования из казаков, под командой бывших офицеров, рабочие команды, с придачей каждой небольшого обоза и предложил бы англичанам использовать таковые по всей Австрии, как простую рабочую силу.»

— «Что Вы, что Вы, Господь с Вами,» — почти закричал он и замахал на меня руками. «Через две, три недели мы все будем на английской службе,» — добавил он. Я видел, что дальше убеждать его было бесполезно. Он страстно желал, во чтобы то ни стало, сохранить форму и был уверен, что казаки устроятся на военную службу.

Между тем, в это время, ежедневно в полдень, советское радио сообщало, примерно, следующее: «Еще до сего времени в юго-западной части Германии находятся вооруженные до зубов казачьи банды, каковые, по неизвестным нам причинам, вопреки обещания, до сих пор не разоружены и не подверглись заслуженной каре, как бандиты.» Такие радио-сообщения, на мой взгляд, не сулили ничего доброго и они, конечно, были известны и Доманову.

Ген. Краснов решил тоже переехать в Лиенц. Перед отъездом я зашел к нему попрощаться. К сожалению, он был занят упаковкой вещей и весь наш разговор продолжался не более четверти часа. Я осведомился у Петра Николаевича об его планах на будущее. Он ответил, что сейчас его главное желание, если обстоятельства позволят, — найти себе угол, где бы он мог спокойно отдаться своему любимому занятию. — «Ведь Вы знаете Иван Алексеевич, что у меня накопилось уйма материалов, хватит писать на 10 лет, лишь бы было время,» — сказал он. Интересовался он и моей судьбой. Я ответил, что сейчас стою на распутьи, не зная, что делать, что предпринять и пока решил остаться в Кетчихе. На всякий случай Петр Николаевич записал мой адрес. Ни о будущей судьбе казачьего стана, ни о Доманове, он ничего мне не говорил. Избегал и я спрашивать его об этом, не желая лишний раз тревожить и бередить больные раны. Прощаясь с Ген. Красновым и искренне желая ему полного благополучия, я никогда не думал, что это будет последний мой разговор с ним. Однако, это фактически так было. Только еще один раз я издали видел Петра Николаевича.

Ген. Краснов оставил Кетчах днем, а вечером снялся и штаб Доманова.

В Кетчихе стало еще более тоскливо. Здесь осталось около 70 человек, переодетых почти все в штатское платье. Вскоре русскую речь сменила английская. Прибыло много английских частей, расположившихся здесь бивуаком. Как обычно, началась мена и торговля английскими папиросами, шоколадом и другими вещами, не виденными в Австрии уже несколько лет.