Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов»

Келленберг пригласил Карла сесть. Переводчик продолжал допрос, прерванный его появлением.

— Господин подполковник требует показать на карте место базирования вашего полка и других авиационных частей, которые вы знаете.

— На этот вопрос я отвечать не буду, — твердо сказал политрук.

— Кто командует вашим полком, сколько в нем самолетов и сколько летчиков? — поинтересовался Келленберг, приглаживая волосы, заметно поредевшие на темени.

— Повторяю, что отвечать на вопросы, связанные с разглашением военной тайны, не буду.

— Хорошо, — повысил голос командир авиагруппы, — переведите ему, что с ним будут беседовать в другом месте и не столь любезно… Можете забирать его, — сказал Келленберг, обращаясь к офицеру разведки. — Да, спросите пленного, не хочет ли он посмотреть на летчика, с самолетом которого столкнулся?

— А что мне на него смотреть? Фашист он и есть фашист…

Политрук повернулся и, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли, тяжело зашагал, припадая на поврежденную при прыжке ногу.

«Так вот они какие — русские», — подумал Карл, глядя в спину уходящему пленнику. Его оскорбило равнодушие русского летчика и слова, которые перевел переводчик.

— Что с ним сделают, командир? — спросил он у Келленберга, курившего сигарету торопливыми затяжками.

— Допросят как следует, с пристрастием, а потом расстреляют. Есть приказ фюрера о немедленном расстреле всех взятых в плен советских политработников.

Карлу в первую минуту стало жаль русского. Но затем он сказал себе: «Не оставь в своем сердце сострадания. Такие будут сражаться до конца. Если их оставлятьв живых, то мы никогда не выиграем войны».

В конце сентября капитан Рогачев, старший группы из шести летчиков — все, что осталось от их авиаполка, — прибыл со своим «войском» на аэродром Бровары. Отсюда их должны были направить на переформирование куда-то на восток.

В худом капитане с резкими складками у губ и морщинами, прорезавшимися на лбу, трудно было узнать прежнего жизнерадостного комэска, каким Андрей был всего три месяца назад.

Слишком трудными оказались испытания первых месяцев войны: кровопролитные бои в условиях полного господства немцев в воздухе, гибель боевых друзей и брата Алешки, потеря почти всего самолетного парка части, горечь и позор отступления.

И внешне «шикарный» капитан Рогачев полинял, поскитавшись «безлошадником» по прифронтовым дорогам. А топать пришлось немало — от самой границы до Киева.

Обычное армейское «хаки», в которое переоделись летчики, выгорело, хромовые давно не чищенные сапоги истоптались и побелели носами после маршей по жнивью и некошеной пшенице. Из прошлого великолепия Андрей сохранил лишь темно-синюю пилотку с голубыми кантами и красной звездочкой.

И вот они уже за Днепром, в Броварах. Хотелось верить, что отсюда начнется новый этап жизни, скрашенный надеждой на получение боевой техники, ибо только в боевом строю пилотов они обретут свое настоящее место, обретут уверенность в своих силах, уверенность в своей причастности к священному делу разгрома фашизма.

Аэродром Бровары вид имел заброшенный. Пустое летное поле было во многих местах покрыто шрамами засыпанных воронок. У разрушенного ангара остались неубранными остовы нескольких сгоревших самолетов — следы первого налета фашистов на Киев. Только у Требуховского сада стояли несколько замаскированных У-2, да еще один пассажирский самолет ПС-84 загружался неподалеку от здания авиакомендатуры. С крытого грузовика бойцы в форме НКВД перетаскивали ящики, подавая их в открытый грузовой люк двухмоторного самолета. Часовые, охранявшие погрузку, не подпустили летчиков близко к самолету. «Наверное, вывозят банковские ценности», — подумал Рогачев.

В авиационной комендатуре им встретились еще трое — такие же бедолаги, убывающие на переформирование. Но они были полны оптимизма, ибо получили уже командировочные предписания для следования в Саратовскую область, где находился запасной авиационный полк.

Вскоре летчики рогачевской группы стали обладателями таких же предписаний, продовольственных и других аттестатов и даже выданных путевых денег.

Теперь им нужно было дождаться попутного авиатранспорта. Комендант аэропорта обещал устроить их на самолет ТБ-3, на которых подвозили с Урала боеприпасы.

Четыре экипажа ТБ-3 пришли поздней ночью. Моросил дождь. Небо было затянуто густыми тучами. По понятиям истребителей, погода была совсем не летной, и они не надеялись, что кто-то прилетит сегодня. Но оказалось, что на этих четырехмоторных тихоходах работали опытные летчики высшего класса. Вынырнув из сырой, клубящейся мглы, они «притерли» своих великанов на скудно освещенный аэродром ограниченных размеров и отправились вздремнуть, пока шли разгрузочно-погрузочные работы. Им нужно было затемно, до рассвета, уйти с этого аэродрома, на который немцы наведывались ежедневно.