Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов»

Калейдоскоп улыбок, сладкая патока со всех страниц, А радоваться особенно было нечему. Наступление групп армий «Б» и «А» захлебнулось. Они прочно увязли под Сталинградом и в предгорьях Кавказа.

Бросив журнал на снятую пижаму, Карл закрыл глаза. Спокойное море едва слышно плескалось у берега, не заглушая шуршания крыльев чаек, пролетающих над ним. Временами их крылья, закрыв на мгновение солнце, отбрасывали тень на его лицо. И он ощущал ее даже с закрытыми глазами.

Близость прекрасного, вечного моря постепенно развеяла все тревоги. Его охватило чувство покоя и нервной расслабленности. Незаметно Карл уснул. Ему снилась Луиза, Раушен и те мирные дни, когда он еще не успел стать убийцей.

Проснувшись, несколько мгновений не мог сообразить, где он находится. И только открыв глаза, вернулся в мир действительности. По-видимому, его разбудил громкий разговор двух летчиков из соседней палаты:

— …Ну, еще месяц-два, и война закончится, — говорил рыжий обер-лейтенант своему соседу с перевязанной рукой. — Ты представляешь, если бы здесь, в Крыму, иметь усадьбу гектар на двести?..

«Шустрые парни, — подумал Карл, — пока война закончится, многим из нас поместья будут не нужны».

В начале ноября майор Карл фон Риттен выписался из госпиталя и, получив отпуск для поправки здоровья, уехал в Берлин.

Глядя в окно вагона, Карл пытался мечтать о прекрасном месяце отпуска, который он проведет с Луизой, но временами, помимо его желания, мысли возвращались к разговору с обгоревшим летчиком, положенным на его освободившуюся койку. Раненого привезли из-под Сталинграда.

— Как там? — спросил Карл, когда зашел попрощаться с соседями по палате.

— Плохо. Так плохо нам еще не было никогда.

Дрянные прогнозы, о которых Карл думал еще до своего ранения, начали сбываться.

Берлин осенью 1942 года мало походил на тот город, который Карл знал раньше. Война наложила на него свою печать, сделав мрачным, настороженным, затаившимся в сырой тьме и опасливо прислушивающимся к вою сирен. Налеты англичан и русских еще не успели нанести ему большого ущерба, но частые тревоги, объявляемые при появлении стратегических бомбардировщиков над Германией, держали население столицы в постоянном нервном напряжении.

Дом фон Риттенов оставался полупустым. Баронесса Магда безвыездно жила в родовом поместье.

— Господин барон, как вы похудели! — ужаснулась горничная Грета, открывшая Карлу дверь.

— Ничего, за отпуск поправлюсь, — обнадежил ее Карл, потрепав по крепким ягодицам, туго обтянутым юбкой.

На телефонный звонок ответила сама Луиза:

— Карл, дорогой, я очень рада тебя видеть.

Договорились встретиться через час.

Луиза тоже слегка похудела, отчего глаза ее сделались больше.

— Я уж думал, что ты останешься в Швейцарии навсегда.

— Отец попытался это сделать, но нам не удалось сменить подданство. А как не хотелось уезжать из мира в войну. Насколько приятнее слушать звон коровьих колокольчиков на альпийских лугах, чем рев вражеских самолетов.

— Поужинаем в «Катакомбе», — предложил Карл, — там подают по-довоенному.

Луиза не возражала. Она была грустна и соглашалась на все предложения без энтузиазма и радости.

— Что с тобой? — спросил Карл, но она ответила вопросом на вопрос:

— Ты знаешь, что Герхард находится в охранном заключении? [71] Охранное заключение — тюремное заключение идейных противников фашизма на неопределенный срок во имя «государственной безопасности».

— За что он угодил туда?

— Ему сначала инкриминировали уклонение от военной службы, а затем обвинили в расовой неполноценности. Отец Герхарда успел выехать в Швейцарию. Теперь он пытается сделать все возможное для его освобождения. — Луиза вздохнула: — До меня дошли слухи, что Герхард находится в Зонненбурге. Ты не мог бы узнать о его судьбе через своих знакомых? Нужно уточнить, где он.

Карл задумался:

— Сомневаюсь, что Гольдбергу можно чем-то помочь. И потом, если делать это открыто, можно испортить свою репутацию. Но для тебя я попытаюсь.

— Спасибо. — Луиза поцеловала его в щеку. — Мне очень жаль Герхарда, он был талантливым человеком. Мои родители любили его.

— А ты?

— Я? У нас с ним были совсем другие отношения, чем с тобой. Я к нему относилась скорее как к брату.