Лео Кесслер - Батальон «Вотан»

Фон Доденбург горячо ухватился за это выражение.

— Рабское повиновение! Нет, ты абсолютно не прав, Шульце. В нашей системе обучения нет ничего подобного. Руководство СС не допустило бы этого. Теория обергруппенфюрера Бергера учит совершенно противоположному. — И, полный пьяного энтузиазма, он начал читать Шульце лекцию о принципах военной подготовки, разработанных Готтлобом Бергером по прозвищу Герцог Швабский.

Гауптштурмфюрер Гейер стоял посреди шумной комнаты, поглаживая большой нос. Сейчас он больше, чем когда либо, походил на настоящего стервятника. Гейер чувствовал себя совершенно счастливым. Он был окружен молодыми парнями из своей роты, а их лица еще не были испорчены выражением продажности, в отличие от крашеных физиономий молодых мужчин-проституток, с которыми ему приходилось иметь дело в Берлине.

Эти молодые люди отлично выглядели. На мгновение он позволил себе поразмышлять о том, как они смотрятся голыми — твердые, мускулистые молодые тела, в отличие от мягких слабых тел юношей, бродящих по темным улицам на задворках берлинской станции Лертер. Затем он отбросил эту мысль как недостойную. «Долг есть долг, — сказал он себе, — а шнапс есть шнапс. И их нельзя смешивать. — Красивые мальчики были частью другого мира и не должны были иметь ничего общего с миром военных».

Мимо него протащили солдата, упившегося до потери сознания. Его несли шестеро пьяно хихикающих товарищей. Они положили его на одну из скамей и потащили к уборным.

— Мы собираемся устроить ему похороны за счет государства, господин офицер, — возбужденно сказал гауптштурмфюреру один из них. Стервятник тонко улыбнулся и коснулся рукой лба в приветствии, как от него и ожидалось. Процессия прошла мимо — пьяная пародия на реальность.

Стервятник бросил последний взгляд на свою роту.

«Моя рота», — тихо прошептал он себе под нос и почувствовал, как слезы набежали ему на глаза, когда он спросил себя, сколько из этих красивых молодых людей, элиты нации, переживет то, что вскоре должно было начаться.

Он одернулся, запретив себе поддаваться эмоциям, и двинулся вперед, прокладывая путь через толпу.

— Обершарфюрер, — проскрипел он своим обычным резким голосом.

Мясник, с лицом, красным как свекла, со стеклянным блеском в глазах, пьяно покачнулся, пытаясь вытянуться по стойке «смирно».

Гауптштурмфюрер Гейер махнул ему рукой:

— Вольно! Я только хотел сказать вам, обершарфюрер, что офицеры уходят. Будет лучше, если мы сейчас оставим парней, чтобы они смогли без помех продолжить. — Он в последний раз огляделся, как будто пытался запомнить лица рядовых эсэсовцев для какого-то личного почетного списка военных потерь. — Доброй ночи, обершарфюрер, — сказал он и прикоснулся рукой к фуражке, после чего ушел, сопровождаемый офицерами, которые пьяной походкой следовали за ним.

А будущие жертвы продолжали свое празднование.

Он увидел ее в тусклом голубоватом свете уличной лампы. Услышав цокот высоких каблучков по влажным булыжникам, он с пьяным упорством пошел за ней следом, а затем договорился о дальнейшем. Всю дорогу до ее квартиры его руки блуждали вверх-вниз по ее телу под мерцающим черным макинтошем.

Когда они вошли в ее квартиру и она зажгла яркий свет, он увидел, что женщина по-настоящему красива. На нежном овальном лице под короткими вьющимися волосами сверкали глаза необычно глубокого черного цвета. Он почти сумел вообразить, что она неиспорченна и невинна.

Но на самом деле она таковой не была. «Слишком классно целуется», — отметил его мозг, даже несмотря на то, что был столь затуманенным.

И все же он был чересчур пьян и очень хотел ее, чтобы задумываться слишком сильно. Его руки скользили по шелковому белью в поисках белой кожи, гладкой, плотной и совершенно очаровательной.

Он яростно опрокинул ее на спину. Автоматически ее ноги разлетелись в разные стороны. Мельком он увидел темный пушистый цветок, угнездившийся во влажной глубине. Он протиснулся своим твердым членом в ее тело — и внезапно забыл про мир мужчин с его сапогами, приказами, стальными монстрами и запахом нависшей смерти.

Когда он уже спал, совершенно обессилевший, со спутанными влажными светлыми волосами, эта неизвестная женщина погладила его с бесконечным состраданием.

Шварц слепо блуждал по затемненному городу. Жирный полицейский средних лет заметил его, покачивающегося в синем свете уличного фонаря. Он бесцеремонно похлопал рукой по своему служебному пистолету, но, увидев три офицерские шишечки в одной петлице и серебряный отсвет рун СС — в другой, резко повернулся и быстро зашагал в противоположную сторону.