Герт Ледиг - Сожженные дотла. Смерть приходит с небес

— Что ему надо?

— Я его не знаю, — соврал ротмистр. Во мраке помещения было незаметно, что он покраснел.

Наконец-то унтер-офицер привел жертву. Заседатели испугались: если этот парень и заслужил наказания, то уже его искупил. Глаза щуплого ребенка смотрели сквозь них. Казалось, они знали все. Ротмистру вспомнилась история с сожженными машинами. Он крикнул: «Поджигай!» — и этого бы хватило, чтобы его расстрелять. По крайней мере, его слышали тридцать человек его батареи. Он видел их широко открытые глаза. Их обуял страх. При этом он сделал только то, чего они хотели. Его крик освободил их от уз дисциплины. Как сумасшедшие, они стали подбрасывать в огонь пучки соломы. Его солдат разнесло теперь, словно ветром. Если бы кто-то из них захотел сейчас свести старые счеты, а в его батарее были и такие, то нужно было только рассказать эту историю. Тогда бы и ротмистр угодил в жернова. Подобное судопроизводство страстно желает таких случаев. Оно ничего не знает о страхе, об известных унижениях. Самая несчастная жизнь — подарок, полный обещаний. Где тот дурак, который выбросит ее просто так? В таких взглядах есть желание куска хлеба, молитвы, глотка воды. Мальчишка же смотрел сквозь него слепыми глазами. Может быть, штрафная рота была бы для него не самым плохим местом. Если Богу угодно, он бы и ее выдержал…

Полковник начал допрос.

— Нам известно достаточно, — констатировал он самоуверенно, — но порядка ради расскажите нам все же, как дело дошло до этого. В тот утренний час, когда должна была начаться атака, вас не смогли найти. Почему?

Если бы он даже лежал за бруствером и ждал сигнала, вопроса бы и не возникло. Может быть, представился удобный случай, и сосед оказался вне видимости. Все бы получилось. Но что-то помешало. Когда он услышал, как они выкрикнули его фамилию, было уже поздно. В ту же секунду он, охваченный отчаянием, побежал бы вместе с другими навстречу граду пуль. Приступ слепой храбрости мог бы сделать из него героя. Но поздно. Рука судьбы потянула его на дно. Холодное лицо с пенсне было рукой и судьбой одновременно. Уши, принадлежавшие этому лицу, треска его костей уже не услышали бы.

В Эмге послышались частые винтовочные выстрелы. Казалось, что полковник принимал их за стрелковые упражнения. Будь парнишка чуть поумнее, он бы затянул допрос до тех пор, пока не появились бы русские. Почти неосознанно ротмистр бросил взгляд в окно: его водитель поехал. Он мог бы выхватить пистолет, но не знал, в кого надо было стрелять: в полковника, в уезжающего водителя или в костлявого ребенка, которые были во всем этом виноваты?

— Секундочку, — попросил ротмистр и просто выскочил из комнаты. Полковник даже не успел возразить. Ротмистр выбежал на площадь. Машина и водитель исчезли. Дорога, освещаемая полуденным солнцем, была пуста. Пара раненых тащилась по направлению к станции. На выезде из города раздавались пулеметные очереди. Медленно, как будто просто хотел подышать свежим воздухом, он повернулся и пошел обратно. Он шагал по коридору со стенами, выкрашенными белой известью, мимо ящиков, наполненных документами и уставами. Он вынужден был протискиваться между стеной и высокой печью, оставленной в коридоре. Когда он снова вошел в помещение, полковник лишь рассеянно взглянул на него. Циничным громким голосом он спрашивал паренька:

— Да знаете, кто вы такой? Мерзкое отродье своей матери!

Последовал поток ругательств и холодного глумления. Лицо солдата исказилось. Он бормотал бессвязные слова, умоляюще поднимал руки. Глубоко сидящие глаза были направлены на заседателей.

— Да ваша мать будет стыдиться вас, — продолжал полковник, — трус!

Это слово подействовало на ротмистра как укол.

— Скажите ему, чего он заслужил, — обратился полковник к офицерам.

— Скажите, — повторил он, не услышав ответа.

Они потупили глаза. Отвратительный спектакль надоел им до тошноты.

— Оправдайте его, — вдруг импульсивно потребовал ротмистр. Он даже сам не понял, откуда набрался такой храбрости.

Лицо полковника исказилось от злобы:

— Это что, ответ офицера?

Казалось, он ищет оружие, чтобы поставить возражающего на место.

— Я объявляю приговор! — Его голос стал тихим, холодным и безликим.

Холодный взгляд скользнул по мальчишке. Заседатели расслышали только конец: «…к смертной казни через расстрел». Они замерли, словно приговор был вынесен им. Парень стоял неподвижно. Унтер-офицер нервно играл пальцами.