Владимир Возовиков - Тревожная тишина

В глухой, влажной тени распадка, у ледяного ключа – первый короткий привал. Радист Сергей Обухов быстро забрасывает антенну на ветви сосны, начальник заставы сам осматривает лошадей и вьюки. Его замечания коротки, спокойны, однако же надо было видеть, с какой сноровкой устранялись маленькие неполадки, им обнаруженные. Впереди ещё десятки километров, а терять время из-за распустившегося вьюка – последнее дело. О заботливой доброте майора Белянина мы наслышаны, но только сейчас, кажется, начинаем понимать, в чём сущность этой доброты…

Через поляну, заросшую черемшой, спешит Шарик, вертится под ногами, легким поскуливанием зовет за собой. Едва снова вступаем на тропу, доносится сердитое квохтанье. Вот она, причина тревоги, капалуха. Пестрая, крупная самка глухаря топчется на валежине, не улетая. Наивная птица, она думает, что черный зверь боится её сердитого голоса, а зверь вопросительно смотрит на хозяев, он ждет только разрешающего жеста или слова, чтобы одним прыжком достать глупую курицу и вонзить ей в горло острые клыки. Но сержант делает запретительный жест. Лайка возмущенно взлаивает, отбегая с тропы. Сильна в ней охотничья страсть, но чувство повиновения человеку сильнее. С ручьистым шумом из травы вспархивает куцеватый петушок величиной с рябчика, садится на нижний сук лиственницы над самой тропой, неуверенно взмахивает крылышками, стараясь удержать равновесие. За ним – другой и третий. Так вот где причина отчаянной смелости глухарки: с нею поршки. Глазастые серо-пестрые глухарята испуганно топчутся на суку, изумленно приглядываясь к людям и лошадям, ждут материнского сигнала, чтобы сорваться. Но капалуха садится рядом с ними, тихо квохчет, и они замирают. Может быть, старая птица знает, что эти люди в защитной одежде – не враги, а защитники всего живого в окрестной тайге? Конечно, знает. Иначе разве осторожная глухарка, да ещё с выводком, подпустила бы нас так близко? О том, как относятся люди к природе в своём краю, лучше всего скажет сама природа…

После связи с заставой пограничники особенно внимательны и собраны, а между тем путь наш резко усложнился. Круто нарастает склон, и, едва выходим на извилистый, неровный гребень, дорогу преграждают мощные завалы из упавших деревьев. Спешиваемся. Ведем коней в поводу. Глаза солдат успевают обежать каждый закоулок странной засеки, а мне не до того: боюсь за свою Рыжуху. Человеку проще среди бурелома, чем лошади. Да только я всё ещё забываю, что наши кони выращены, чтобы служить людям в горной тайге, где и вертолет не всегда отыщет пятачок для посадки. Они уверенно перешагивают поваленные деревья, когда стволы висят высоко – берут препятствия короткими, сильными прыжками – вовремя дай повод. Долгим показался этот поход с препятствиями…

У линии погранзнаков широкая просека делит тайгу. Лишь дыхание лошадей да звон удил нарушают молчание леса. Даже птицы здесь молчаливы, словно и они берегут осторожную тишину границы. Эта просека – последняя черта Родины и её начало. Но она не разделяет, а связывает две страны. Стоят друг против друга два пограничных знака, смотрят друг на друга два государственных герба. На одном – овитый золотыми колосьями земной шар с серпом и молотом, на другом – всадник, летящий навстречу встающему солнцу. Красные звезды – символ революционной бдительности двух народов и их армий – недремлюще сливают лучи. И кажется, два погранзнака, как два старых товарища, ведут понятный лишь им разговор.

Далекие и вечно близкие картины рождает эта безмолвная речь. Вот конные отряды Сухэ-Батора уходят на Кяхту, занятую интервентами. Стремя в стремя идут вооруженные монгольские араты и воины в краснозвездных буденновских шлемах, которых по приказу Ленина привел на помощь восставшим братьям Темур-Батор Джань-Джунь («Железный командир-богатырь») – так монголы назвали прославленного сибирского партизана Петра Щетинкина, соратника Сухэ-Батора и Чойбалсана… Кяхта, Маймачен, Урга – легендарные этапы победных боев с иноземными захватчиками и белобандитами Унгерна, – они сродни нашей Каховке, Перекопу, Волочаевке. И были ещё грозные дни Халхин-Гола, был совместный победный поход сорок пятого года в Маньчжурию, который принес избавление народам Азии от извечного их врага, ненасытного и жестокого агрессора – японских милитаристов – самураев.

История неизменно стоит за тех, кто помнит своих братьев и товарищей, павших в борьбе за общее дело, и никогда не изменяет этой памяти. В Монголии, как и у нас, хранят память о каждом событии, в котором испытывалась дружба наших народов и армий. В Народной Монголии, как и у нас, всеобщей любовью окружены имена героев, отдавших жизни за то, чтобы с этого синего неба людям светили только счастливые звезды. У того, чьё имя носит застава, рядом с Золотой Звездой и двенадцатью советскими орденами сиял на груди и монгольский орден. Его служба Советской Родине, которую нёс он бок о бок с воинами братской страны, была для Монголии так же дорога и необходима, как служба своих бойцов…