Свен Хассель - Генерал СС

— Извините, ребята, — сказал Порта. — Вам никто не говорил, что идет война?

Мы застрелили обоих, совершенно спокойно, без всяких эмоций. Малыш тем временем торжествующе носился по поляне с горстью золотых зубов. Кожаный мешочек, с которым он не расставался, распирали выдернутые у мертвых золотые зубы; иногда он высыпал их на ладонь полюбоваться их блеском, как ювелир — рубины и бриллианты перед заказчиками.

Мы присоединились к колонне и снова пошли по степи. Ветер утих, и утреннее небо было ярко-голубым на фоне слепящего снежного простора. Солнце висело над нашими головами большим, кроваво-красным шаром. Тепла от него почти не было, но оно вселяло в нас легкий оптимизм, в лучах его на километры вокруг мерцали тысячи снежных кристаллов. Порта достал флейту, и мы весело шли под его музыку.

Едва мы прошли чуть больше километра, глаза у меня снова начали болеть. Они досаждали мне каждый день, но когда небо было затянуто облаками, боль была терпимой, тупой, с редкими острыми уколами, я с ней почти мирился. Однако в тот день с сияющей голубизной неба и сверкающими кристаллами она стала мучительной. Раскаленные докрасна иглы пронзали сетчатку и впивались в мозг. Слепящая белизна снега постепенно превращалась в серую массу ваты. Перед глазами плясали черные круги. Голову переполняли яркие вспышки и искры, шаги стали неуверенными.

— Не делай этого, — услышал я голос Легионера. — Будет только хуже.

Я почувствовал, как мои руки в рукавицах твердо отвели от глаз, которые я растирал изо всех сил. Я слепо повернул голову на звук голоса. Легионер был всего лишь тенью. Начал спотыкаться, и Старик обнял меня за плечи, не давая упасть. Я шел в исступлении боли, бормоча и стеная под нос, и когда мы остановились на первый краткий привал, мне хотелось, чтобы меня застрелили на месте, как и многих других страдавших.

Я лежал, уткнувшись лицом в руки, не зная и не желая знать, что происходит вокруг. Услышал голос Малыша: «Убить его! Прикончить! Что из того? Он все равно при последнем издыхании! Проведем его еще немного, что это даст?» Я подумал, он обо мне, и будь у меня силы, поднял бы голову и закричал: «Да, да, я при последнем издыхании, кончайте с этим!» Но, оказалось, речь шла о единственном уцелевшем из Первой кавалерийской дивизии, несколько дней мучавшемся дизентерией и теперь медленно умиравшем на снегу в нескольких метрах от меня. На носу у него были темные очки. Специально предназначенные задерживать ультрафиолетовые лучи, идущие от снега.

— Они помогут Свену, — сказал Грегор.

Я перевернулся и приоткрыл один глаз.

— Что поможет? — спросил я слабым голосом. — Что происходит?

Наступила пауза.

— Если этот тип не откинет копыта до того, как мы тронемся в путь, — сказал Малыш, — я его застрелю.

Снова пауза. Видимо, я потерял сознание, потому что вслед за этим помню, как меня поставили на ноги и надели мне на нос темные очки. Облегчение наступило сразу же. Туман рассеялся, колющая боль стала слабеть, я мог стоять без помощи.

— Он… — Я повернулся и взглянул на мертвого кавалериста. — Что с ним?

— Умер, — угрюмо ответил Старик.

— Как раз вовремя, — сказал Малыш.

Мы отправились искать врача, который, согласно правилам, должен был утвердить получение очков и вписать их в мою заборную книжку. Это было чистой формальностью, но правила есть правила, а немецкая армия все еще оставалась немецкой армией, пусть и разорванной в клочья, поэтому казалось разумным соблюсти установленный порядок.

Возможность смотреть на мир была таким облегчением, что я почувствовал себя в состоянии пройти еще тысячу километров. Нас потрясло, когда врач отказался утвердить получение очков.

— Ни в коем случае, — сказал он. — Специальные очки выдаются только после тщательного обследования глаз.

— Так обследуйте их, черт побери! — запальчиво выкрикнул лейтенант.

— Не могу, — ответил врач. — Я не окулист… притом у меня нет нужных инструментов. Очень жаль, но я никак не могу утвердить выдачу темных очков этому человеку.

— Что ж это такое? — воскликнул лейтенант. — Без них этот человек слеп, как летучая мышь! Это может увидеть любой дурак, тут не нужно окулиста!

— Мало ли, что может увидеть любой дурак, — ответил врач, тоже приходя в гнев. — Я действую только по правилам.

— Правила! Правила! — Лейтенант в крайней ярости заходил взад-вперед по снегу. Я стоял, благодарно глядя на него сквозь темные линзы. — Помоги Бог немецкому народу, если он не может ничего сделать без правил! Вот человек с больными глазами, вот очки, не нужные никому, кроме него, а вот треклятый лекарь, который не может утвердить ношение их из-за правил… какие тут к черту правила! Что вы предлагаете делать с этими чертовыми очками? Нести их в Германию в водонепроницаемом пакете? — Неожиданно он выхватил револьвер и повернулся в дрожавшему врачу. — Сейчас же подпишите ему бумаги, иначе без вас обойдемся!