Свен Хассель - Генерал СС

— Самолет противника! — крикнул Старик, бросаясь через поручень.

Каким-то чудом это подействовало. Казалось, они понимали, что означает вражеский самолет. Возможно, им объяснили это в учебке. Так или иначе, они выпрыгнули.

Мы с Грегором бросили свой драгоценный пулемет и вместе исчезли в снегу. Я пулей пролетел всего в нескольких сантиметрах от телеграфного столба. И сел, чувствуя тошноту. Чуть правее, и моя голова разбилась бы, как яичная скорлупа. Каска могла бы меня спасти, но мы их почти не надевали, обнаружив, что защитный слой стали на голове никак не стоит ухудшения зрения и слуха.

Порта сделал последнюю попытку затормозить сцеплением, но безрезультатно. Сани уже почти наехали на мину. В последний миг Порта отчаянно вывернул руль, и они заскользили в обратную сторону, но у нас не было времени ни расслабиться и аплодировать, ни облегченно утереть пот со лба, ни считать потери, потому что быстро приближались вторые сани. Мы бросились на дорогу, замахали руками и закричали сидевшему за рулем Барселоне:

— Мина! Там мина!

Поздно. Они ехали слишком близко за нами и никак не могли остановиться. Барселона изо всех сил нажал на тормоза, но сани лишь встали стоймя и окутались пламенем, когда мина взорвалась под ними.

На третьих, везших боеприпасы, отчаянно пытались избежать столкновения, но они не останавливались, и обломки вторых саней были разбросаны у них на пути. Сани понеслись по ним, сквозь пламя, по корчащимся, вопящим людям, два раза подскочили и взорвались. Лейтенант Венк взлетел в воздух живым факелом. Мы бросились туда, однако упавшее в снег тело представляло собой уродливую, карикатурную пародию на человека, и когда мы подбежали, оно было уже мертвым.

Постепенно грохот взрывов утих; постепенно кружившиеся в воздухе обломки попадали. Куски металла и оторванные части человеческих тел погрузились в таявший снег. Мы нашли Барселону в стороне, куда его отбросило первым взрывом. Он был жив, но без сознания, мундир был изодран в клочья, сбоку на груди кровоточила большая рана. Мы перевязали его, как могли, и бережно понесли к дороге, где санитар уже устроил пункт первой помощи. Когда мы осторожно положили Барселону в снег, наши глаза обратились к зрелищу, которое было слишком жутким для созерцания. И вместе с тем приковывало к себе взгляд… Ты смотрел, пока не ощущал, что тебя тошнит от отвращения и корежит от ужаса, но все равно не мог отвести глаз от изуродованной массы под перевернутыми санями. Юный солдат, полуразорванный-полураздавленный, поразительно и жутко дышал…

— Господи, — закрыв рукой глаза, пробормотал Старик. — Господи, пусть он умрет…

Потрясенный как никогда в жизни, я стоял вместе с другими, глядя на невероятно трогательную, невероятно отталкивающую массу, которая несколько секунд назад была человеком. Она лежала нижней частью под санями, раздавленные остатки груди все еще вздымались какой-то продолжавшей биться там жизнью. На месте лица было пятно крови, кожи и черных, зияющих дыр. Пустые глазницы, яма на месте носа; губы с подбородком были оторваны, язык тоже, один глаз свисал с полосы отделившейся от костей плоти…

Отвернуться и выблевать казалось предательством павшего товарища. Отойти и забыть казалось дезертирством. И я стоял, не отводя глаз, желая, чтобы его сердце прекратило бессмысленное биение, избавило меня от добровольно взятой на себя задачи наблюдать агонию человека.

Я не сразу осознал, что Грегор вытащил револьвер. И пожалел, что сам не вытащил первым, чтобы мы вместе покончили с этим положением вещей.

— Не надо, — сказал Старик. — Не делай этого.

Он покачал головой и мягко вынул оружие из руки Грегора.

— Но нельзя же оставлять его в таком состоянии… он все равно умрет… и даже если выживет, — мямлил Грегор, держась за руку Старика, — то на человека похож не будет…

— Не говори так, — сказал санитар, склонясь над изувеченным и терпеливо собирая части тела. — Каждый имеет право на жизнь. Он выживет, если у него есть воля.

— Но лицо… — прошептал Грегор.

Санитар достал шприц.

— Его восстановят. Есть специальная больница возле Баден-Бадена… сразу же за городом. Это называется пластическая хирургия. Его смогут собрать снова.

Грегор с сомнением посмотрел на жуткую массу, бывшую человеческим лицом. Санитар закусил губу и сделал укол.

— Ну… пусть они не совсем такие, как прежде, — признал он. — Но, по крайней мере, живые… и их держат всех вместе, понимаете? Не выпускают за территорию… Так лучше для морального состояния.