Яромир Йон - Вечера на соломенном тюфяке (с иллюстрациями)

Вышка была высотою в пять этажей.

Со второго этажа они втянули лесенку на третий. На четвертом он сказал им: я, мол, тяжелый, а сооружение ветхое, я лучше подожду внизу.

Слез и оттащил лесенку.

Девицы озирались вокруг и спрашивали: где же горит сахарный завод?

Тем временем святой Петр стал кормить землю ледяным горошком.

Град забарабанил по крытой толем крыше дровяного сарайчика, откуда мы наблюдали всю эту потеху.

А гроза надвигалась.

Тучи стали похожи на подгоревшие блины.

Сверкнула молния, следом — бабах! — гром.

И полило, и полило, как из ведра.

— На небе в кегли кто‑то играет… Вот это удар! Все девять свалил! — нахваливает грозу лаборант.

— Помилуй бог… Страшенная гроза!

— Господь где‑то проводку чинит, — говорит пан Краткий, наш электрик.

«Черт побери, — подумал я, — эта шутка может скверно кончиться…»

Девчата испугались, стали умолять, чтобы помогли им спуститься. Больше всех испугалась Тереза.

Бабах… брррум… ха-ха-ха!

— Святая дева… смилуйся… ой-ой-ой! — завопили они от страха.

— Ну, что, девки! Будете себя хорошо вести?

— Будем… ах!.. пан Надемлейнский… будем!

— И ты, Тереза?

— Золотой мой, миленький, будьте добреньким, дайте лесенку!

— Я спрашиваю, Тереза, будете себя хорошо вести?

— Все сделаю, только прошу вас, дайте лесенку!

— Будете слушаться с первого слова?

— Будем, будем!

— Ну, так запомните! Если обманете… так пусть вас там разразит гром!

И тут, как по заказу, стало темно и совсем рядом раздался удар.

— Кончайте шутки, пан взводный, — говорю ему.

Мы быстро влезли наверх и приставили лесенку. Первой соскочила Тереза.

Юбка у ней прилипла к телу, с нее текло, волосы растрепались.

За нею остальные.

Как зайцы, прыгали они вокруг сарая. Тереза стала, руки в боки:

— Вы погодите, вы, подлый человек… я не… я и не подумаю… вот увидите… еще увидите!..

Топнула ногой, угодила в лужу и умчалась. Капитан посадил пана Надемлейнского, взводного, вольноопределяющегося, на шесть суток в одиночку. Ну… это уж он… того, хватил…

Теперь, господа, вы наглядно убедились, что за народ эти бабы.

Кто из вас еще холост, цените свободу, сторонитесь баб. Лучше их за версту обойти.

А то плохо кончите.

Как бы вы ни старались…

Я вам еще не представился: Тихачек, поэт и журналист. Писал я главным образом в нашу газету «Глас» — очерки о том, что видел и пережил на войне. Вот и сейчас пишу одну новую вещицу о том, какие немцы педанты и буквоеды. Впрочем, многие чехи, увы, тоже!

Осенью 1915 года, во время кампании Маккензена против Сербии, как раз когда днем и ночью бомбардировали Белград, наша обозная колонна подошла около восьми утра к деревне под Земуне с людьми и животными, измученными ночным маршем через бездонные трясины, одуревшими, ослепленными сербскими прожекторами, и меня отправили вперед — искать австрийскую комендатуру, чтобы получить там разнарядку на размещение двухсот пятнадцати лошадей, ста тридцати человек, двух волов, восьми овец и одной дворняги.

Большое, широко раскинувшееся село было забито прусскими частями.

Мы подивились уверенности, с какой держались эти заносчивые господа, — вели они себя так, словно испокон веков были здесь дома; несимпатичные малые, такие чистенькие и аккуратные, будто только что из бонбоньерки, — бог им судья, я поражался, когда это они успели побриться, почиститься, выгладить одежду, сапоги наваксить: ведь они явились сюда всего двумя часами раньше нас и тоже прошагали всю ночь.

И вот что еще: повсюду уже развешаны были красивые указатели, словно на какой‑нибудь международной выставке в Лейпциге или Дрездене, там, мол, находится то‑то, а здесь — это, сюда, солдатик, или туда, вот в этом направлении; на телеграфных столбах, на деревьях — дощечки с надписями, стрелы, руки, указательные знаки, флажки — и все это солидно и добротно прибито гвоздиками, ничто не висит кое‑как, криво, как то я видывал в польских частях, где все сделано на живую нитку, просто для очистки совести.

А эти умеют позаботиться о себе!

На перекрестках стояли прусские уланы верхом на красивых, рослых лошадях, указывая пиками — Rechts! Links! Gradaus! [131] Направо! Налево! Прямо! (нем.). — путь артиллерийским частям, обозам, пекарням, пехоте, саперам, связистам и уверенной рукой разделяя непрерывный поток, запрудивший дороги и улочки хорватского села. И все разделялось, подчиняясь им, так что приятно посмотреть.