Яромир Йон - Вечера на соломенном тюфяке (с иллюстрациями)

Брачное свидетельство написано кириллицей, и поручик передает его вахмистру.

— Осмелюсь доложить, господин поручик, — козыряет вахмистр, — Юрко Варычевич женат уже пятнадцать лет…

Офицер багровеет.

— А эти — эти двое‑тоже мошенники?!. А?!. Вы женились?…

— Нет, господин! — отвечают те в один голос.

— Рота, разойдись! Разогнать этот мерзкий сброд! Солдаты расходятся.

Некоторые бегут, как наперегонки.

Скалистая площадка перед палатками опустела.

Порывистый горный ветер швыряет в разные стороны кустики чертополоха…

Лишь сержант Штейнбах долго еще стоит задумавшись.

Потом поворачивается, презрительно сплевывает, машет рукой и медленно уходит.

Хуже нет, господа, в армии иметь дело с женщинами.

Хоть лопни, к военному порядку их не приучишь.

Сперва пробуешь по-хорошему: Марженка, Жанночка — сюда, Тоничка — туда, улыбаешься, потреплешь за подбородок, шуточку отпустишь, а толку никакого.

Скажешь слово — в ответ двадцать, станешь кричать — они еще громче, ты им про одно, а они совсем про другое, да так ловко дело повернут, что только и глядишь, как бы самому убраться подобру-поздорову.

Господа! Женщины в армии — это крест тяжкий для любого начальника!

В госпитале должна быть полнейшая тишина.

Ну, а они целый день поют.

И как раз когда господин штабарцт [130] Капитан медицинской службы (нем.). спит после обеда… Объяснять им это бесполезно, а сделаешь замечание, еще и огрызаются.

Да если бы они хоть что‑нибудь смыслили в том, что такое воинская дисциплина!

Придут вдесятером, друг дружку перебивают, и кричи не кричи‑толку мало, знай себе трещат как сороки: та-та-та, та-та-та…

Эх, черт возьми! Ну и работа!

И хоть бы слово путное сказали! Трещат все разом, каждая про свое, вроде как сама с собой — о половых тряпках, о хахалях, о пациентах, о кухне, о стоптанных каблуках — мелют все подряд, понять, что к чему, невозможно. Говорить о деле не хотят, а то забудут, зачем их вызвали, все перепутают, а ежели заметят, что ты, официальное лицо, военный начальник, теряешься, засмеют или же переругаются между собой, да так, что вот-вот вцепятся друг дружке в волосы, — угрожают, ябедничают, подстрекают, сплетни распустят — черт знает что! Крест тяжкий с этим бабьем!

Поймаешь греховодницу с поличным — выкручивается ужом, осрамит тебя перед солдатами, а то и перед самим паном капитаном, и что больше всего злит — она руками размахивает, а ты, фельдфебель, должен стоять навытяжку и бровью не повести.

Накажут ее — плачет, рыдает, воздевает руки к небу и даже на колени станет перед паном капитаном…

Вот чертово отродье!

Вина доказана, взыскание занесено в книгу.

Все, с делом покончено.

Но не для Лойзочки.

Она бежит к пану капитану в город, скажем — к его супруге на квартиру, а то вызовет ее посреди сеанса из кино. Ей ведь все равно… Плачет, причитает, заклинает святой девой.

Нет, господа! Женщина к дисциплине до смерти не привыкнет.

— Жофка, как вы осмелились утверждать, что отец нашего лейтенанта служил кастеляном в замке, а его супруга будто бы продавала в Праге апельсины, три штуки на пятерку?

— Святой боже… пан капитан! Разве ж я что говорила? Помилуй бог… Какая же шлюха на меня донесла?

— Неважно. Вы говорили или нет?

— Пан капитан, если говорить святую правду, ничего такого я не сказала, клянусь, вот чтоб мне провалиться на этом месте! Ну, надо же! Да чтобы я… Такое оскорбление?!

— Это не оскорбление, а клевета!

— Ничего я не говорила, надоело мне все это! Меня, пан капитан, преследует старшая медсестра… Ну, раз так, тогда я все расскажу, всю правду, как есть… Пан капитан! Старшая медсестра отсылает домой посылки с пирогами, из кухни берет, без проверки на почте, а недавно ночью у нее…

— Хватит! Вы распускали сплетни про пана лейтенанта или нет?

— Ничего я не говорила!

— Говорили!

— Я даже… пан капитан… не знаю, что такое косталян!

— Отпираетесь? Ну ладно, свидетели вас уличат…

— Я только слышала…

— Ага! Наконец‑то проговорились. Итак?…!..!..!

— Не ревите у меня в канцелярии! Отправляйтесь в коридор! Ну-ну-ну! Как только с вами можно будет говорить, приходите, продолжим. Шагайте, шагайте отсюда!

— Ну, что, Лойзочка? Уже выплакались?