Жан Санита - Вы любите Вагнера?

Ожидание становилось невыносимым и опасным. Целая вечность прошла с тех пор, как они переступили порог этой огромной стеклянной западни. Жюль коснулся руки Мари-Те. Девушка вздрогнула.

— Попробую остаться здесь, когда закроют магазин, — прошептал он.

И тут же добавил, не глядя на нее и не шевеля губами, как разговаривают между собой заключенные во время прогулок:

— Когда все уйдут, я позабочусь о нем. Найду местечко, где мы пересидим до открытия. Увидимся завтра утром у тебя. Иди спокойно и не привлекай внимания… Будем надеяться, что все обойдется.

Мари-Те взяла его руку и нежно пожала.

— Гай…

Голос ее сорвался. Она не договорила, к ним подбежала продавщица и скороговоркой выпалила:

— Не волнуйтесь! Подождите меня здесь. По-моему, кое-что можно придумать.

И прежде чем они успели прийти в себя, она опрометью бросилась на верхний этаж, перепрыгивая через ступеньки, и скрылась в служебном помещении.

Через несколько минут она вышла в сопровождении грузчиков в синих комбинезонах и беретах. В руках они несли приспособления для переноски тяжестей.

Грузчики не спеша молча поддели ременные петли под ножки шкафа, дружно приподняли его и осторожно, чтобы не поцарапать полировку, понесли.

У самых ступенек перед входом в служебное помещение стояли трое немцев, из тех оставленных на всякий случай, и наблюдали за работой грузчиков. Ничего подозрительного. Одни из них громко произнес:

— Осторожней, друзья! Смирно! Воздадим воинские почести кухонной рухляди!

Все трое громко захохотали.

Не поднимая ни на кого глаз и ничем не выдавая своего волнения, грузчики так же молча прошли в служебное помещение со своим необычным грузом, оцененным фон Шульцем в пять миллионов франков. Продавщица тихонько пояснила Мари-Те и Жюлю:

— На складе он будет в безопасности. Встретимся у аркады префектуры, подождите меня там. Через четверть часа я выйду к вам, обсудим, что делать дальше.

Она возбужденно улыбалась, миловидное лицо ее раскраснелось от волнения, но дыхание стало ровнее.

— Ну и страху же я натерпелась — на всю жизнь хватит! — сказала она просто.

А Жюль Грак тоже покраснел: он вспомнил длинную череду эпитетов в ее адрес — отнюдь не в превосходной степени, которыми он успел наградить ее за время обыска. От неожиданности и стремительной смены событий Мари-Те разволновалась и упавшим голосом поблагодарила продавщицу.

Они прогуливались под аркадой префектуры. Жюль вышагивал размашисто, нетерпеливо, и Мари-Те поспешно выстукивала каблучками рядом с ним. Крупный февральский снег медленно, как-то торжественно падал на землю. Мороз к вечеру крепчал.

— Наша новая знакомая не торопится, — сказал Жюль Грак.

Временами он украдкой бросал на нее взгляды, никак не решаясь спросить ее: откуда она знает того немца, шефа гестапо?

Видимо, и она почувствовала этот немой вопрос. Вдруг остановившись, спросила с победоносной улыбкой:

— Ну-ка, скажи, ловкую я шутку выкинула с фон Шульцем?

— Все это, конечно, так… но…

Она остановила его на полуслове:

— Я не очень-то рисковала. Одно из двух: или это действительно шеф гестапо, — судя по его поведению, он всем руководил, — тогда я попаду в самую точку. Или это один из его помощников, которому приятно хоть на минутку побыть рангом выше, и мы тоже выиграли. Наконец-то нам пригодились знакомства, компрометирующие отца.

Помолчав, она добавила:

— Скажи, как теперь отвертеться от приглашения? Не могу же я пить на брудершафт с палачом, каким бы обходительным и галантным он ни был? Да еще после того, как отказалась от отцовского приглашения.

Жюль Грак обнял ее за талию и засмеялся. Искренне и радостно. Девушка удивленно подняла на него глаза.

Ганс фон Шульц машинально опрокинул в себя бокал коньяку. Мысли беспорядочно вертелись в голове — неясные, отрывочные, чужие.

Он налил еще, отпил, стиснул в ладонях бокал и задумчиво, медленно начал вращать его.

В комнате было слишком жарко, он вяло подумал, что хорошо открыть окно. Вставать не хотелось, приятная усталость окутала все его тело, и он не стал вставать, поставил бокал и закурил сигарету.

“Да, на сегодня я проиграл: не поймал таинственного русского. Но за это я расстреляю несколько заложников. Дюжину для ровного счета вполне достаточно, чтобы нагнать страху и утихомирить кандидатов в герои… Но я еще схвачу за шиворот этого беглого смертника. Город для него — пустыня: он не знает языка, знакомств у него нет. Хуже, город — это джунгли, полные капканов. Нет, в таком положении еще никому не удавалось долго продержаться… А пока что я прикажу расстрелять дюжину заложников”.