Жан Санита: Вы любите Вагнера?

— Ich liebe Wagners Musik!

В этих громко произнесенных словах слышались снисходительность, гордый вызов и пренебрежение.

Ганс фон Шульц не спеша отхлебнул коньяку, его возбуждение тотчас угасло, и он повторил спокойнее, на этот раз по-французски:

— Я люблю Вагнера…

Он сидел у письменного стола, положив ноги на тумбочку с белым и черным — прямой связи — телефоном и слушал “Валькирию”. На круглом столике лежали пластинки в захватанных конвертах, играл старомодный представительный патефон. Вот уже около двадцати лет фон Шульц не расставался с ним. Патефон сопровождал его и в Кенигсбергский университет, где он изучал международное право, а в последние годы патефон следовал за ним извилистыми дорогами войны — из Чехословакии во Францию, из Кольмара в Клермон-Ферран, через Дижон и Лимож.

Фон Шульц дорожил старым патефоном. Это был подарок деда в день конфирмации. Однажды ему посчастливилось завести его в присутствии самого Гиммлера — на приеме, устроенном в фамильном замке Брандштейнов во время окружной конференции нацистской партии. В августе 1938 года, за несколько дней до аннексии Судет. А через три дня он поступил на службу в гестапо, чем несказанно удивил отца, отставного генерала, который спал и во сне видел сына офицером-артиллеристом. Старик был в отчаянии — неужели его Ганс не мог избрать более благородный род войск, чтобы с оружием в руках служить своему фатерлянду? Именно там, в Судетах, фон Шульц-младшнй и сделал первые шаги на новом поприще.

Ганс фон Шульц, шеф Клермонского гестапо, один из немногих в тайной полиции имел чип полковника, штандартенфюрера сказалась высокая протекция Гиммлера. Задумавшись, что в последнее время случалось с ним довольно часто, он бережно взял бокал тонкими холеными пальцами и приблизил к глазам, пристально всматриваясь в своего уменьшенного двойника на светлом хрустале. Прищуренные глаза, сплюснутый нос, широкое скуластое лицо — комическое подобие арийца Ганса фон Шульца.

— Недурно для карнавальной маски, — проговорил он.

Подтянутый, высокого роста фон Шульц выглядел гораздо моложе своих тридцати пяти, и не последнюю роль в этом играл безупречно сшитый костюм цвета морской волны. И только предательские мешки под глазами говорили о многих бессонных служебных ночах и ночных бдениях отнюдь не служебного характера.

Отставив бокал, несколько минут сидел в задумчивости, перескакивая мыслями с одного на другое, и вдруг захохотал — неестественно, по-фиглярски. Все получилось как-то помимо его воли. А он не любил выказывать своих чувств. “Неужели это первые звонки преждевременной старости? А может, я просто-напросто хватил лишнего?”

Оркестр играл третью часть — знаменитый полет валькирий — исполненная движения музыка, неудержимая, как удача тех полубогинь-воительниц, которые рвутся в бой, сея вокруг себя смерть, даруя счастье героям.

Телефонный звонок, пронзительный, как сирена пожарной машины, вывел его из состояния блаженного оцепенения. Скрытая энергия генеральской дозы старого доброго коньяка — друзья давно подшучивали, что Ганс пьет не по чину, — давала себя знать. Фон Шульц повернулся в кресле, поставил рядом с бутылкой коньяка свой бокал, сиял трубку белого телефона, на котором мигал тревожный красный огонек.

Звонили из окружной комендатуры. Генерал Кессель.

— Hallo! Von Schullz am Telephon… Ich empfehle mich gehor-samst, Herr Generalleulenant! [1] Алло! Фон Шульц слушает… Я весь к вашим услугам, господин генерал-лейтенант! (Нем.)

Но слушал Ганс фон Шульц невнимательно. Патефон надо было снова подзавести: оркестровые аккорды стали как бы расплываться, звучали невыразительно, глухо, угасая в путанице призрачного музыкального гротеска. “Вещи начинают подражать Хозяевам: у моего патефона тоже заплетается язык”, — подумал он и невольно улыбнулся своей шутке. Зеркало эпохи Людовика XV, висевшее над камином, как бы нехотя возвратило его улыбку.

— Лейтенанта Крюбера? Насмерть… Перед самой комендатурой на Кур Саблон? — Фон Шульца точно холодной водой окатили — сознание снова работало четко, целенаправленно: дело принимало серьезный оборот. — Террорист? Пуля в затылок… Понимаю. Квартал оцеплен? Будем надеяться, что они еще не успели… — Фон Шульц нажал кнопку рядом с телефоном, вслушиваясь в тревожный генеральский голос. Скосил глаза на часы: полдень. — Я сам возглавлю эту операцию! Надо сообщить французской полиции, пускай помогут. Можете на меня положиться…